— Это со мной, — сказал Севастьянов. — Сегодня получат пропуск и будут ходить самостоятельно.
В вестибюле первого этажа им повстречался другой молодой военнослужащий с погонами лейтенанта.
— Здравия желаю, тарщ полковник, — козырнул тот и кивнул на пришедших с полковником. — Это из Элисты?
— Нет, Петя. Это из главного анклава — из Тополиновска. Командир будущей роты ЮнАрмии и взводная.
— А почему ВДВ? — удивился тот.
— А потому что заслужили. Оба участвовали в боестолкновениях. Подробности потом, — махнул он рукой, видя, что любопытный лейтенант хочет ещё что-то спросить. — Кто-то уже появился из руководства?
— Никак нет. Вы — первые.
— Тогда распорядись вызвать нашу молодёжь, скажем, к 13–00. Явка всем строго обязательна. Уклонистов на карандаш.
— Так точно, — козырнул он. — Из Элисты оповещать?
— А что, они какие-то особенные? Пришли в общий дом, значит, все права и обязанности принимают как должное. Пойдёмте пока в мой кабинет, — пригласил он молодёжь. — А как все соберутся, я вас представлю.
Ждать пришлось недолго. Примерно за полчаса собралось практически всё руководство анклава и прибыл подполковник Мухин со своими бойцами. Тот самый лейтенант «Петя» оповестил полковника. Михаил Александрович вышел последним, не забыв закрыть на ключ кабинет, и стал спускаться на первый этаж. В вестибюле собралось много народу. Помимо некоторого числа гражданских, присутствовало почти столько же военных. Практически все собравшиеся заметили с полковником молодых людей — двоих в форме ВДВ и званиях и одну девушку в гражданском.
— Михал Александрыч! Ты кого это привёл? — удивился один из гражданских. — Ну, внучку твою знаю, а эти? — кивнул он на чету Костиных.
— Вот, Степан Ильич, командир роты ЮнАрмии. Помнишь, позавчера об этом говорили?
— А не рано ему ещё погоны носить? Да ещё офицерские? — с сомнением произнёс тот.
— Не рано, а даже мало будет. Тут скорее старлея или вообще капитана давать нужно. Молодой человек прошёл несколько боестолкновений, имеет ранение…
— Небось, чай заваривал, будучи на побегушках, — фыркнула дама, стоявшая рядом со Степаном Ильичом.
— Зоя, рот закрой! — осадил её полковник. — Ещё раз квакнешь не по теме, смещу в прачечную. Ты его полуседые виски видишь? А как тебе то, что год назад он ещё с сорока добровольцами выходил против пятисот заражённых с сапёрными лопатками, прикрывая свой анклав?! И они всех порубили, мля, в капусту! А вот эта девочка зачищала из автомата остатки этих нелюдей! На её личном счету двадцать штуки! Двадцать четыре, мля! Это им сейчас шестнадцать и пятнадцать, а тогда сколько было? Ещё есть желающие потрындеть впустую? Молчите? Ну и замечательно. Тогда так — в 13–00 общий сбор молодёжи. ВСЕЙ, если кому не понятно. Уклонистов буду выбрасывать из анклава, как сброд. Не служил — не мужик, а у девок — тоже дефектная.
— А если не хотят? — пискнула какая-то молодая особа из-за спины другого мужчины.
— Нет такого слова, — мотнул головой Севастьянов. — И больше никогда не будет. Никакой дерьмократии! Хватит! Наелись этого говна! Либо жёсткий порядок, либо, кто не хочет, валите куда глаза глядят и там стройте своё дерьмократическое общество.
— А если ему только двенадцать? — не сдавалась она.
— У нас мальчишка в двенадцать сержант и заместитель главного оружейника, — заметила Лена. — И восемь человек участвовали в зачистке заражённых. Пусть не с лопатками, но стреляли из «ксюх» и имеют на личном счёте по десятку «шоколадок».
— Шоколадок? — удивилась та.
— Так мы называем заражённых, — пояснил Игорь. — Вообще у нас совершеннолетие наступает именно с двенадцати. Если участвовал в боестолкновении, значит, воин и тебе доступно множество привилегий. Даже жениться можешь.
— Ты что, совсем того? — опешила эта дама, покрутив пальцем у виска.
— Конечно, наши ребята всё понимают и до такого не доводят. Обычно женятся после пятнадцати. Мы с Леной тоже супруги, — показал он кольцо на руке.
— Я в этом вертепе участвовать не хочу и Сашку в него не отдам! — завопила она.
— Замечательно, — кивнул Севостьянов. — Прокофьев!
— Я! — откликнулся тот самый лейтенант «Петя».
— Подготовь за час вещи Дарьи Солнцевой и её сына. Пусть идут на все четыре стороны.