— Кто они, мэм? — задал с места вопрос кэптен Джон Флик — командир авианосца «Нимитц».
— Русские.
— Что они хотят взамен?
— Джон, в ближайшее время я собираюсь вылететь на переговоры. С нашей стороны будет рассматриваться вариант исхода на их территорию или сопредельную с ними. Всё будет зависеть от обстоятельств.
— Насколько вероятно положительное решение этого вопроса? — контр-адмирала решил поддержать и Сток.
— Коммандер Сток, я пока знаю не больше вашего. Если мы найдём, образно говоря, чем заплатить, думаю, что наши шансы очень высоки. Сразу хочу заметить, что в случае положительного итога переговоров мы не будем забирать с собой всю гражданскую шваль — только квалифицированных специалистов. И ещё… — она испытывающе оглядела всех собравшихся. — … Вы все должны уяснить два ключевых момента. Первое. Русские и до Чумы не отличались демократичностью. Демократия у них была в какой-то извращённой форме. Сейчас же у власти стоят военные, которые мыслят в консервативном стиле, сохранившимся ещё со времён СССР. И второе. Русские не толерантны. Совсем. Поэтому те члены экипажа, которые би, лесбо или геи — все они должны уяснить одно: полное сокрытие своих пристрастий на публике или они остаются здесь. Это даже не обсуждается. Нам не нужны проблемы там: как говорят русские — в чужую церковь со своими правилами не ходят. Либо ваши подчинённые принимают это правило, либо… — она развела руками. — Если кто-то сам захочет остаться здесь — ваше право, но боеприпасы у вас заберут. Это однозначно. Оставим только для носовых пушек и пулемётов.
— А полётные группы, сухопутные подразделения? — снова вылез Флик.
— Джон, мы не будем сейчас распространяться всем и вся, пока у нас нет чёткой договорённости. Если она появится, тогда начнём отбор.
— Отбор, мэм? — удивился тот.
— Да, кэптен, отбор. Мне не хочется краснеть от части деградировавших и неуравновешенных пилотов, сухопутных вояк и гражданских. Это у нас на кораблях командир — главный после Бога и ему подчиняются все. В тех подразделениях вольности больше. Поэтому только так и не иначе. Будет договорённость, начнём подготовку, нет… — она вздохнула — …и да поможет нам Бог, чтобы этого «нет» не произошло.
29 мая 2028 года. г. Тополиновск. Вечер
В преддверии предстоящей встречи с американцами Мочалов и Ермолаев проинструктировали полковника Скворцова.
— Борис Степанович, сколько разведгрупп сможете послать, если не сильно оголять охрану анклавов?
— Думаю, что три. Каждая тоже по три человека и только с целью разведки. Херсон с Запорожьем и раньше просились к нам, да у всех руки как-то до них не доходили. Что там сейчас творится — никто не знает, но мы теперь хоть от Чумы защищены — парни не будут бояться каждого встречного.
— Скворцов! Дай команду своим людям осторожно подобраться к местам дислокации обоих анклавов, которые ранее выходили с нами на связь. Может, кто там и остался.
— Так точно, товарищ генерал-лейтенант, сделаю. Самому интересно, живы ли они. Не хочется думать, что на Украине никого не осталось.
— Борис Степанович, риторика и политика руководства Украины и части военных в дочумные времена была далека от доброжелательной. Это тоже необходимо учитывать. Поэтому даже если какая-то группа войдёт в полноценный контакт с местными, не стоит раскрывать перед ними все карты. Дайте им наши аварийные частоты и пусть связываются с нами. И такой контакт обязательно должен быть мотивирован их доброжелательным поведением. Сначала убедитесь в этом и только потом выходите на контакт. Никаких жалостливых демаршей — ничего такого, что может негативно повлиять на задание каждой разведгруппы. Сейчас у нас нет времени на операцию спасения из лап украинских националистов, если таковые окажутся.
— Понял, Сергей Иванович.
— Скворцов, а ты уже прикинул, где будет происходить встреча? Место должно соответствовать уровню.
— Да, товарищ генерал. Мы им сюрприз готовим.
— Какой сюрприз? — не понял Ермолаев и сразу нахмурился.
— Ливадийский дворец в Ялте. Ну, где ещё Сталин, Черчилль и Рузвельт Ялтинскую конференцию проводили. Он сохранился и мои люди ещё утром скатались туда. Завтра начинаю подготовку.
— Охренеть, мля… Ну, ты и голова, Скворцов! — воссиял Ермолаев. — Объявляю тебе вот такенную благодарность!