Галилео Немрод смотрел через витражное окно на бескрайнее синее море, словно бы нареченное Черным лишь для того, чтобы подчеркнуть контраст с алебастровой скалой и белоснежными стенами замка. Президент то и дело поворачивал голову, чтобы взглянуть на большие напольные часы. Циферблат в форме астролябии покоился на ноге из дуба и стекла, под ним мерно двигался медный маятник.
Ми-Ча постаралась выпрямиться и сесть в подушках, хотя малейшее движение причиняло невыносимую боль, а хирургическая нить, которой Аверьянова зашила рану у сердца, казалось, лопнет. Через иглу капельницы в вену на правой руке поступал в кровь коктейль — морфин, фентанил и нальбуфин, — призванный смягчить боль, сковать тело, а может, и притупить мозг.
С последним у врачей не вышло. Никогда еще молодая кореянка не мыслила так ясно. Она встретилась взглядом с президентом и спросила:
— Я ведь здесь не для того, чтобы поправиться, так? Это тюрьма. Вы никогда меня не отпустите. Я… слишком много знаю.
Немрод отвернулся и долго смотрел на медный маятник.
10:55
— Через час все будет кончено, капитан Ким. Нет, вам не известно слишком много, то, что вы знаете, знают и другие. Но вы хитрее, вы догадались о главном, а остальное в конце концов непременно поймете. Проще будет все вам объяснить.
— А что потом?
— Вы прекрасный полицейский. Возможно, лучший. Вам решать, продолжите вы служить Конституции 2058 года или нет.
Ми-Ча казалось, что капельница в руке настроена на ритм маятника и ведет обратный отсчет. Она постаралась скрыть страх.
— Если откажусь, стану политзаключенной? Присоединюсь к изгоям?
Немрод молча взял кочергу и поворошил угли в огромном беломраморном камине.
— В некотором смысле, капитан Ким, хотя вы совсем не так опасны. Я знаю, что шансов убедить майора Акиниса у меня нет. Никаких. Не получилось бы и с лейтенантом Диопом, о котором мы с вами оба скорбим. Но я надеюсь, что вы… Вы привязаны к миру, в котором родились. Этот мир свободы имеет свою цену. У всего есть цена.
— Слушаю вас. — Ми-Ча попыталась улыбнуться. — Похоже, счет будет немаленький.
Немрод тоже улыбнулся, глядя на разгоревшийся огонь.
— Не преувеличивайте.
Он посмотрел на отблеск пламени в витражах и медленно подошел к окну.
— Новый Вавилон, капитан, огромное здание, построенное на острове Тристан-да-Кунья, в самой изолированной точке мира, никогда не должен был стать приютом для десяти миллиардов жителей планеты. У него другое назначение. В действительности Новый Вавилон… — Он замолчал, набираясь смелости для признания. — В действительности это тюрьма. Самая большая, надежная и изолированная. Вряд ли вы знаете, капитан, что ближайшая суша к Тристан-да-Кунье — остров Святой Елены, на который когда-то сослали Наполеона, чтобы не «вредил покою мира». Это выражение того времени я охотно беру на вооружение. Скажу прямо и ясно, капитан Ким. Изгои, то есть политзаключенные, призывающие вернуться к тем временам, когда существовали государства и границы, вернуться к признанию националистических движений, старым языкам и религиозным практикам, являются угрозой свободному миру. Не стану утомлять вас своим монологом, вы достаточно умны, чтобы понять: их идеи подобны углям, из которых в любой момент может разгореться новый мировой пожар. Самым разумным решением было бы посадить в тюрьму всех врагов свободы. Увы, Всемирный конгресс никогда меня в этом не поддерживал. Их отправили в изгнание, в секретную ссылку, обрекли на полуплен-полусвободу на достаточно большой территории. Место их проживания стало самой обширной из всех запретных зон. Решение было половинчатым. Рано или поздно об их существовании узнали бы. Это следовало пресечь. Энергично и эффективно. То есть запереть всех, кто сопротивляется, угрожает порядку и нарушает Конституцию 2058 года. В этом нет ничего от диктатуры, капитан, любое общество, любая демократия всегда защищалась от своих врагов — беспощадно, но справедливо, ничего не скрывая от граждан. Для этого нужно было выполнить два условия. Во-первых, доказать, что изгои реально опасны, иначе Конгресс никогда не поддержал бы меня. Во-вторых, найти способ осуществления. И тут в помощь телепортация. Мечта любого лидера с незапамятных времен иметь возможность избавиться от своих противников, особенно внутренних врагов, депортируя их. Нажал на кнопку, и — хоп! — те, кто представляет угрозу для общества, сосланы на несколько дней, месяцев, лет, чтобы как следует поразмыслить над своим поведением.