Останутся ли еще издания, которые расскажут о случившемся?
Будут ли врачи, чтобы оказать помощь выжившим?
Военные, чьим уделом станет собирать трупы?
Инженеры-кодеры для работы с «Пангайей»?
В каком году мир телепортируется? Уже не в пространстве — во времени!
Все будет зависеть от числа выживших. Если предвидения Немрода окажутся точными и больше 80 % землян отправились на Тристан-да-Кунья, завтра на планете останется не больше одного-двух миллиардов жителей. Примерно столько же населяло планету в 1920 году.
Каких-то неполных двести лет назад.
Оссиан устроил истории «обратную перемотку» — и дал миру второй шанс.
Он обвел взглядом космодром, распахнутые челюсти стартового стола, которым никогда больше не суждено сомкнуться. Вдохнул едкий аммиачный запах, будто то были утонченные старинные духи.
И вдруг почувствовал странное покалывание в руке, постепенно распространившееся по всему телу. «Что такое? Надышался ракетным топливом? Вторичный эффект? Да нет же, старый болван!» Оссиан с тревогой взглянул на вибрирующий телепортер на запястье.
«Не может быть, я его не активировал…»
Оссиан сделал отчаянную попытку сорвать ремешок с руки — и в следующее мгновение оказался на огромной кирпично-красной вулканической террасе длиной в километр, накрытой стеклянным навесом.
Что это? Новый Вавилон? Безумная идея Немрода?! Черт, да он на… Тристан-да-Кунье!
Следующая мысль прозвучала как сигнал тревоги — он был тут один. Никто из землян не телепортировался на остров!
Только что Оссиан запустил с Байконура ракету, летящую на сверхзвуковой скорости, и как бы неправдоподобно это ни выглядело, она вот-вот его поразит.
Он в ловушке на пустынном острове.
Ракета с ядерной боеголовкой должна была уничтожить десять миллиардов живых существ, а убьет… одного.
Его. Оссиана.
В следующую секунду остров Тристан-да-Кунья и его единственный обитатель были стерты с лица земли. Инцидент потревожил лишь рыб, плававших в окрестных водах.
58
Остров Свободы, Гудзонский залив, Нью-Йорк
Полдень
Лилио де Кастро ждал у подножия статуи Свободы, с трудом справляясь с нетерпеливым возбуждением, он не мог решить, что делать — остаться на лужайке крошечного островка в акватории Нью-Йорка, телепортироваться на бетонный пьедестал или прямо на корону статуи.
Остров Свободы был первым местом, где изгои решили развернуть свои лозунги. Еще десять человек собирались занять остров Эллис в устье реки Гудзон и взобраться на фасад Музея иммиграции в том самом месте, где высадились миллионы европейцев, чтобы основать новый мир из тринадцати, а позже — тридцати пяти штатов, объединенных и гордых своей историей и флагом.
Остров-символ напротив Манхэттена и штаб-квартиры ВОП, вдалеке от шума Нового Вавилона.
Остров Свободы был пуст.
Лилио осмотрел горизонт в микрокамеру и не увидел ни Асиму, ни Фабио, ни Коко. Армянина Маника Торосяна и ирландца Конора Фланагана тоже не было. Никого не было. Они опаздывали уже на три минуты. Что происходит, почему они не телепортируются? Журналист не выключал камеру, опасаясь что-нибудь пропустить.
Заметив белые крылья, поначалу он решил, что это какая-то любопытная океанская птица, но почти сразу понял свою ошибку. «Птица» имела треугольную форму бумажного самолетика с не очень чистыми крыльями, материализовавшегося из ниоткуда и планирующего над бухтой. Не позволив самолетику упасть в серую воду Атлантики, Лилио поймал его в воздухе, развернул и увидел одну строчку.
Четыре слова.
Однажды приходится выбирать сторону.
Кто мог это написать?
Клео? Немрод? Полицейский? Мозг «Пангайи»?
Кто послал ему записку на древний манер, как в те времена, когда люди еще общались подобным образом?
В чем смысл фразы?
Журналист приставил ладонь ко лбу, защищая глаза от слепящего света. Он надеялся, что вот-вот появится второе письмо, а потом вдруг все понял и перевернул листок.
На обороте было короткое стихотворение. Когда-то, еще в школе, ученик Лилио де Кастро учил эти строки, как и все его ровесники. Написал их давно забытый поэт Поль Фор.