Клео любила тишину, но порой все же слушала музыку на максимальной громкости, распугивая птиц, лакомившихся вишнями на деревьях. Ничего, они вернутся, всегда возвращаются.
Погода стояла волшебная. Клео распахнула двери и окна, подперла ставни спинками плетеных стульев и включила музыку.
Грянули аккорды композиции Supremacy группы Muse, столь энергичные, что запросто могли растопить снег на вершине Фудзи.
Счастье — чистое, беспримесное счастье. Еще чуть-чуть — и Клео подчинилась бы порыву, сбросила бы одежду и принялась танцевать обнаженной среди розовых флоксов на холме шибазакуры[4] или у бортика крошечного прудика с кувшинками, обустроенного перед домом. А почему нет? Она одна! Она свободна! Она вольна творить что захочет!
Клео вернулась в комнату, полюбовалась строгими шелковыми какэмоно,[5] висящими на бумажных стенах, уже взялась за полу шелковой блузки, чтобы снять ее через голову, и тут из пространства между кроватью и шкафом раздался голос:
— Что это ты делаешь?
Она так испугалась, что едва не подпрыгнула — секунду назад в комнате никого не было! Сердце колотилось, как безумное — сначала от страха, потом от злости.
— Мама?
— Ждала кого-то еще? Ты даешь доступ в частное пространство мужчине? Соизволишь сообщить, если…
— Что ты здесь делаешь?
— Да ничего особенного, навещаю дочь. Мою дочь, не отвечающую на сообщения.
— Я работала, мама.
— Знаю, потому и появилась сейчас, а не раньше.
Клео молча смотрела на мать. Строгий серый костюм Милен Луазель казался еще более строгим в контрасте с ярким нарядом Клео. В свои пятьдесят два года Милен была по-прежнему очень красива, многие ровесники наверняка цепляют ее взглядом, но… не останавливаются. Клео так и не смогла понять, почему ни один мужчина, даже ее отец, не задерживался рядом с Милен дольше чем на полгода. Видимо, дело в характере. Слишком властная и бесцеремонная?
Как бы там ни было, не имея возможности опекать мужчину, мадам Луазель отыгрывалась на своей покладистой дочери. Впрочем, Клео работала над собой, пытаясь исправить этот недостаток.
— Мама, я сто раз просила: не телепортируйся ко мне без предупреждения! Мне двадцать девять, я давно не в том возрасте, когда ты появлялась в ванной, где я принимала душ, или сидела рядом с кроватью, карауля мое пробуждение. Если не перестанешь, я перекрою твоему телепортеру доступ на территорию!
— Поступишь так с матерью?
— Да.
Милен нарочито расхохоталась, не приняв угрозу всерьез.
— Выруби для начала эту безумную музыку.
Раздраженная Клео подчинилась — очарование момента все равно разрушено, — но тут же включила телевизор, давая матери понять, что не намерена убить вечер на разговор с ней. Экран высветился на стене напротив кровати.
— Ты теперь интересуешься новостями, Клеофея?
— Клео, мама, Клео! Ты же знаешь, что я терпеть не могу свое полное имя. Честно говоря, ты не смогла бы найти имечко нелепее, даже если бы очень захотела.
Милен подошла к окну и рассеянным взглядом обвела лужайку, усыпанную лепестками сакуры.
— Клео… Фея… Лесная колдунья. Имя подходит тебе как нельзя лучше. Ты хороша собой, ты чудесная выдумщица, не хватает только… сама знаешь чего.
Клео прибавила звук. Мрачный ведущий рассказывал о самом кровавом преступлении против личности за многие годы. Десять убитых. Картинки на экране не было, поскольку, агенты спецслужбы запретили репортерам телепортацию на место происшествия. Председатель Всемирной Организации Перемещений Галилео Немрод с минуты на минуту даст пресс-конференцию.
Мать Клео повысила голос, решив перекричать телевизор, ее не волновала жуткая участь жертв, погибших на другом конце света.
— Знаешь, детка, я заявилась сюда, чтобы сообщить тебе хорошую новость. Очень хорошую.
Милен замолчала, открыла дверцы гардероба и продолжила:
— Сегодня вечером ты обязана навести красоту.
— И зачем это?
— Ты приглашена Элиасом, твоим женихом.
— Он мне не жених.
— Ошибаешься. Он тебя обожает! Не знаю почему, но это факт. Вперед, детка! Элиас — красивый парень, да еще и с положением, ты ему интересна, так что не бери пример с меня, не упускай свой шанс. Мужчины — рыбы, они не заплывут в сети добровольно, их приходится ловить, выдергивая из косяка холостяков. Не вытащишь самую крупную особь, она достанется другой.
4
Холм шибазакуры — весенний сад, расположенный в парке Хицужияма близ города Титибу. Каждый год, с раннего апреля по май, холм площадью почти 17,6 тыс. кв. м покрывается цветами шибазакуры (вид флокса), превращаясь в огромную яркую композицию.
5
Какэмоно — вертикально висящий свиток из бумаги или шелка, может содержать рисунок или быть иероглифическим.