— Я видела вас… До начала матча, по телевизору.
Лилио кивнул, глядя на пустое поле.
— Да, я задал несколько вопросов президенту Немроду. Думаю, моя карьера после беседы с ним пойдет в гору. В последнее время все странным образом ускорилось.
«Он должен написать статью и сейчас смоется, оставив меня одну…» — подумала Клео.
Она машинально поправила прическу. Интуиция подсказывала, что этот явно амбициозный тип тоже не хочет расставаться.
— Что будем делать? — спросила она, кивнула на мяч и предложила: — Станьте в ворота, а я попробую забить.
Лилио рассмеялся.
— Куда желаете перенестись, Клео?
— Никакой телепортации, хочу просто пройтись.
Ей удалось заинтересовать де Кастро, и на этот раз не только внешностью.
— Вы странная.
— Вы тоже.
Клео не кривила душой. Этому человеку явно плевать на условности. А она самая заурядная женщина, старомодная, просто притворяется необычной, чтобы задержать этого Лилио еще на пару минут.
— Знаете фавелы?
— Это что-то съедобное?
Журналист захохотал. Клео нравился его громкий заразительный смех, в котором участвовало все лицо, даже черная бородка тряслась.
— Фавелы — это кварталы Рио. Старые кварталы. Фавела Мангейра[16] в двух шагах отсюда, за железнодорожной линией. Туда никто обычно не телепортируется, но на это стоит взглянуть. Зрелище поучительное и опасное, поэтому пообещайте телепортироваться, если там нас подстерегает что-то…
— Обещаю — если сделаете то же самое. Настроим кнопки «Дом» на одну и ту же точку? Венеция? Санкт-Петербург? Монмартр?
Лилио еще раз взглянул на словно вымерший стадион.
— Вперед, Клео! Вы правы, нам стоит пройтись. Давайте отправимся туда, где властвует мрак, таких мест еще много в этом мире. — Он протянул ей руку: — Доверьтесь мне.
Часть II
Дикие миры
Земля принадлежит всем землянам…
Лилио де Кастро: Вы говорили о важной роли прошлого, президент?
Галилео Немрод: Верно, господин де Кастро. За те сто лет, что существует телепортация, почти все жители Земли забыли несколько тысячелетий истории человечества. Да, нашим детям преподают историю, у каждого есть реперные точки, каждый имеет некоторое представление о серьезных конфликтах, революциях, колонизации, двух мировых войнах, популистских кризисах 2040-х годов. Самые эрудированные помнят, как устанавливались границы государств, знают, что существовали империи, Соединенные Штаты Америки, Китай, Европейский Союз. Все эти старые языки, флаги, униформы, дворцы, соборы и за́мки стали экзотикой, но кто сегодня пробует оценить свершившуюся революцию мысли?
Лилио де Кастро: Революцию мысли? Не могли бы вы уточнить, что имеете в виду?
Галилео Немрод: Меньше века назад никто на планете, за исключением горстки провидцев, не обладал планетарным сознанием. Даже вам сегодня будет трудно представить, что житель Земли в то время реагировал на происходящее не как человек, а как житель маленького уголка планеты, который считал своим. Как француз, немец, китаец, американец, бразилец… Как бы странно это ни выглядело, другого образа мыслей не существовало. Из него вытекал любой политический выбор и все решения всех народных избранников каждого государства. Правило было простым: защищать свою территорию, чаще всего сложившуюся в результате исторических случайностей, объединенную языками, которые редко наслаивались друг на друга, и религиями, которым была неважна национальность. Французы были готовы умирать за Францию, немцы — за Германию, англичане — за свой остров. И вот что я вам скажу, господин Лилио де Кастро: если мы попытаемся подсчитать число людей, убитых, изнасилованных, отравленных газами, умерших от голода — чаще всего молодых и здоровых! — только потому, что группа индивидуумов хотела защитить свое жизненное пространство, занять территорию соседей или присоединить ее, выяснится, что в жертву принесли не миллионы, а миллиарды. Так вели себя Чингисхан, Наполеон, Юлий Цезарь и Гитлер.
Лилио де Кастро (с легким раздражением): Я понимаю, президент. Успокою вас, я знаю историю. Но мир изменился. После Второй мировой войны границы утвердились, экономика стала общемировой, не случилось ни одного крупного планетарного конфликта. Установилось равновесие, и именно его мы должны защищать, верно?