Две трети членов собрания не раздумывая вскинули руки.
— Прекрасно, выбор сделан, — объявила палестинка, и зал взорвался ликующими криками и аплодисментами, которые заглушили голоса сторонников Оссиана.
Лилио поднялся на десять ступенек по лестнице, выбитой в скале, и оказался у расселины, обозначенной горящим факелом, прикрепленным к стене. Их комната представляла собой нечто вроде пещеры площадью два на три метра. Большинство изгоев спали в подобных доисторических обиталищах, выбитых в отвесной стене над долиной.
Лилио задержался, чтобы поговорить с Асимой Маждалави, курдом Салатдином Зириабом и активисткой-мапуче Шеноа Гальвирино, а Клео сразу ушла.
Спать она не могла, просто лежала и вскочила, когда появился Лилио.
— Вы жалкий ученик чародея, Лилио де Кастро! Честолюбивый придурок! Вы…
Клео выдала первый залп оскорблений на одном дыхании, а когда замолчала, он просто сел на одеяло, заменявшее постель. Его спокойная улыбка контрастировала с ее яростью.
— А вы считаете нормальным, что ВОП держит здесь людей как заключенных? Заметьте, жители планеты не принимали такого решения на Экклесии. Людей сослали не за убийства и не за грабежи, а за… взгляды! Разве их идеи не заслуживают внимания и обсуждения? Думаете, люди не имеют права знать? Вам не кажется, что флаги и транспаранты на крышах и листовки на стенах домов в самых больших городах станут возвышенным, незабываемым символом? Скажите честно — дело изгоев не кажется вам благородным и достойным?
— Плевать вы хотели на их дело! Псих Оссиан прав — вы заботитесь исключительно о вашей жалкой личной славе!
Лилио улегся на одеяло, намереваясь обнять Клео, но она отползла к влажной стене пещеры, ее всю трясло.
— Очнитесь! — Лилио повысил голос. — Вы понимаете, насколько опасно для планеты объединенное правительство? Одна ассамблея, одно правительство, один президент, управляющий десятью миллиардами граждан. Без оппозиции и свободной прессы мир придет к тоталитаризму. У меня нет выбора — земляне должны узнать правду. Я просто делаю свою работу, Клео. Отдайте должное моему мужеству.
Клео никак не могла унять дрожь.
— Мужеству? А если ситуация выйдет из-под контроля? Если ваши телепортанты-мечтатели не удовольствуются флагами на Эйфелевой башне и Биг-Бене? Мне бы очень хотелось думать, что большинство этих донкихотов неопасны, что они искренни в своем пацифизме. Да, держать их взаперти незаконно и жестоко, но признайте, что среди них наверняка есть настоящие экстремисты. Треть делегатов поддержали Оссиана. Как они поступят, надев на запястье телепортеры? Что будете делать, если они начнут стрелять в людей или подорвут себя в толпе? Продолжите фотографировать? Снимать на камеру? Чтобы стать лучшим среди грандов?
— Клео… — Лилио безуспешно пытался поймать ее за руку. — Клео, не я сослал изгоев. Не я превратил их в хищников в клетке. Они рано или поздно все равно сбежали бы. Теперь наступила ясность, ассамблея проголосовала, они знают друг друга и сумеют взять под контроль ненадежных. Завтра празднуют столетие телепортации. Церемония принадлежит всем землянам! Галилео Немрод придумал новую Вавилонскую башню, десять миллиардов человек соберутся на самом изолированном камне в океане. Разве эта затея не кажется вам опаснее телепортации нескольких сотен идеалистов, собравшихся в паломничество на земли обетованные?
Клео закрыла глаза, но огонь факелов прожигал веки насквозь.
— Не знаю, Лилио, ничего я не знаю. Я устала. Хочу заснуть и пробудиться в другом месте. Здесь все слишком сложно. Невыносимо холодно и темно. А еще грязно. Только взгляните… Похоже, я не создана для приключений… — Клео удалось улыбнуться, она брезгливо, кончиками пальцев, отодвинула какой-то мусор на полу. — Сами видите, я не в силах жить в мире, где отбросы не исчезают как по волшебству. Оставьте меня, Лилио, отпустите, прошу вас.
Он все-таки поцеловал ее в губы и ушел.
Журналист спустился по лестнице на берег реки, через каждые сто метров освещенный факелами.
Он размышлял о словах Клео.
Что, если они начнут стрелять в людей? Или подорвут себя в толпе?
Лилио и хотел бы прогнать кровавые видения, да не мог. Риск действительно есть. Он ведь фактически собирается распахнуть ворота тюрьмы.
За его спиной раздался какой-то шум. Медленные, шаркающие шаги.
Постукивание.
Трость!
Оссиан.
Старец подошел ближе.
— Я могу с вами поговорить, господин де Кастро? Наедине…