Требуется детектор лжи или эталон, с которым можно сверять аргументы, чтобы отличить истину от лжи.
Поколение 60-х
Поколение 60-х - особенно те, которые учились в высших учебных заведениях, - не было причастно к изобретению подобного рода подделки. Мы просто набрались больше положенного разного идеологического мусора. В то время, когда Соединенные Штаты воевали во Вьетнаме, мое поколение становилось пацифистами, хиппи или просто равнодушными, уставшими от жизни людьми. Мы говорили о сексе, будто мы только что изобрели его. Мы говорили о доминанте цвета и одевались так, что наши родители тянулись к нюхательной соли. (Ко мне, впрочем, это не относилось. Самое большее, в чем я преуспел, следуя за модой, был коричневый плисовый пиджак. Мы в старых университетах жили более абстрактными идеями...) И лишь когда мы получили свои дипломы и сменили фольксвагены-жуки и ситроены-2 на кортины и БMB, а сумки через плечо - на портфели и нашли время подстричься, обнаружили, что происходит нечто тревожное. Та наивная чепуха, которую мы городили, зная, что это просто бессмыслица, зная, что это вздор, была воспринята следующим поколением. И весь этот мусор был не только воспринят новым поколением, но воспринят настолько серьезно, что они и вообразить себе не могли. Все это происходило на моих глазах, когда я толкался в университетских коридорах в своем коричневом плисовом пиджаке и мокасинах, работая над докторской диссертацией.
Жертвы субкультуры
Наше поколение впитало в себя целый мир всяческого вздора. Целую культуру. Таким образом абсурдность "шестидесятников" превратилась теперь в обретаемую мудрость.
Пробираясь ночью по мху, заменявшему газонную траву, в общежитие аспирантов, я обнаружил, что мне приходится переступать через тела. Неподвижные тела. Это были не пьяные. Это была не демонстрация сторонников общества вседозволенности. Люди просто окаменели, лишившись разума, унесенного в неведомые дали.
Я никогда не забуду, как вместе с профессором Дж. П. Кеньоном впервые столкнулся с наркокультурой тогда, когда, спустившись по истертым каменным ступеням, мы прошли с ним через низенькую дверцу на заросшую мхом лужайку. Будучи сильным человеком, он обычно поднимал провинившегося, крепко схватив его за воротник правой рукой. А затем опускал ему в карман официальное уведомление, извещавшее о том, что на следующее утро в неправдоподобно ранний для бедняги час тот должен предстать перед профессором и без всяких оговорок выплатить штраф ъ виде определенной (обычно довольно крупной) суммы денег. Но поднять на ноги эти тела даже профессору Кеньону было не под силу. Их неподвижные, широко открытые глаза были устремлены в пустоту, а лицо своим выражением напоминало рыбу, каким-то образом ускользнувшую с лотка торговца. Тела же хозяевам совершенно не подчинялись. Вскоре после этой первой встречи с наркокультурой профессорудовелось наткнуться на тело, которое было действительно мертвым... Полдюжины других, испытавших "глюки" или "уехавших не туда", пришлось срочно направлять в психиатрические больницы или специальные клиники. Больше всего профессора поразило не то, что такое происходит, но что это происходит здесь, под самым его носом. Он моментально перевелся в другой университет, в Шотландию, где, как ему представлялось, атмосфера будет почище. Когда же спустя совсем немного времени там возникла та же проблема, он стал профессором истории в университете штата Канзас, где за дисциплиной следили вооруженные полицейские, а не ректор колледжа и не деканы.
Перемены в мыслях
Те из психоделического поколения, кто, сумев скрыть употребление наркотиков, избежал исключения, много говорили. Те, кто не принимал наркотики сам, но испытывал тайное уважение к принимавшим, говорили еще больше. Было много разговоров на семинарах, которые я вел, в студенческих общежитиях, иногда даже - и в этом надо признаться - и в комнатах преподавателей, куда теперь, имея диплом, я был допущен. "Психоделическое поколение" превратилось в приманку, на которую клюнуло немало преподавателей, жаждавших "остаться в струе" в этой резкой смене образа мыслей (а в некоторых случаях и надеявшихся, что они еще не слишком стары, чтобы купить билетик в общество вседозводенности). Иногда эти разговоры выливались в более или менее связные дискуссии или дебаты. Однажды в ходе таких дебатов, проходивших в точности как в палате общин парламента, высказанные аргументы показались мне столь абсурдными, что, поднявшись, я указал на некоторые из наиболее очевидных нелепостей и выдвинул довод, который назвал "христианской альтернативой".
По окончании дебатов всем захотелось выйти из зала заседаний одновременно. Протискиваясь в толпе к выходу на улицу через узенькую арку, я почувствовал, что ноги мои оторвались от земли. Несколько метров меня пронесли под руки. А затем, когда толпа несколько поредела, меня швырнули на булыжник. Парнишка, вскочивший мне на спину, прорычал: "Так, значит, вот какие у тебя мысли?"
В хлынувшей вниз по улице толпе пели песню "Это рассвет Века Водолея...", ставшую популярной благодаря супер-рокопере "Волосы". И тогда мне пришло в голову, что это новое поколение куда менее терпимо, чем поколение "шестидесятников". Насколько я помню, тогда, отряхивая с себя грязь, я безуспешно пытался утешиться мыслью о том, что просто стал жертвой нелепицы.
ВЕК ВОДОЛЕЯ
Даже когда я получил в середине 70-х докторскую степень и, покинув университетские коридоры, вышел в реальный мир, мне еще только предстояло услышать то слово, к которому ныне прибегают для описания нового образа мыслей. Я использую выражение "образ мыслей", поскольку, назвав это явление "системой мышления", я наделил бы его той связностью и последовательностью, которой у него не было и нет. А термин "религия" слишком бы возвысил его, придав ему видимость внутреннего единства, которого у него нет и в помине. Тем не менее к середине 70-х основные элементы этого образа мыслей проявились достаточно отчетливо, хотя в них, в сущности, вовсе не было ничего нового.
Горячее дыхание Востока
В начале 70-х университетские городки Запада ощутили горячее дыхание Востока. Проникло оно и за пределы университетов. Манящее благоухание восточных религий смешалось с затухающими угольками хиппи-культуры и с гедонизмом поп-культуры, "приготовив" весьма крепкий коктейль.
Иногда мне приходилось даже щипать себя, когда я в ходе спора вдруг обнаруживал, что вокруг меня собрались последователи дзен-буддизма. Какое-то время мне казалось, что невозможно и шагу ступить, не наткнувшись на буддиста.
Но расцветал и индуизм. С моей точки зрения, этим мы обязаны "Битлз", чьи восточные увлечения 60-х вернулись на Запад в 70-е в "интеллигентном" виде. Широкую известность приобрело посещение ими в 1969 г. общины Махариши Махеш Йоги в Индии. Вскоре трансцендентная медитация (сокращенно ТМ) придала "битломании" новый смысл. Миллионы поклонников "Битлз" по обе стороны Атлантики стали называть ТМ "научной йогой". В мгновение ока на Западе возникло три миллиона ее поклонников. ТМ, по словам Джорджа Харрисона, "оказалось еще более действенным средством достижения блаженства, чем наркотики".
После распада "знаменитого квартета" Джордж Харрисон и Джон Леннон продолжали поддерживать контакты со своими гуру. В их стихах отражалась эзотерическая "мудрость" Востока. Харрисон принес мантра-йогу на Запад со своей песней "Мой
дорогой Господь", в которой хвала индуистскому богу Харе Кришне соединялась с христианским восхвалением "Аллилуйя!" В своем интервью воскресной программе Би-Би-Си Харрисон пояснил, что стремился показать, что христианство и индуизм, по сути своей, - одно и то же, тем самым сделав индуизм более приемлемым на Западе.