Выбрать главу

Я полагаю, что здесь заключена вторая большая ошибка поиска исторического Иисуса. Эта ошибка — способность рассматривать передачу традиции Иисуса исключительно в рамках литературной парадигмы, впитанной нами с молоком матери; нежелание серьезно задаться вопросом, могла ли устная традиция функционировать подобно письменной; отрицание того, что устная традиция могла надежно свидетельствовать об Иисусе. Из всего этого и вытекает отрицательный ответ на вопрос, могут ли исследователи сказать об Иисусе что-либо с уверенностью.

Можно ли как-то исправить такой серьезный дисбаланс в принятом угле зрения и методологической процедуре? Я думаю, да.

Попытки по-новому понять устную традицию

Можем ли мы говорить о характере устной традиции и об устной передаче? Как отметил Е. П. Сандерс, проблема в том, «что мы не знаем, как представить себе устный период»[58]. Однако все же есть два подхода к этой проблеме.

Первый подход опирается на фундаментальные исследования в области фольклора, в частности исследования Гомера и югославского эпоса, осуществленные Милмэном Перри и Альбертом Лордом[59]. Это направление исследований в основном расценивалось как малопригодное для осмысления евангельской традиции. Народные сказки и саги, часто довольно длинные и передаваемые из поколения в поколение специально обученными поэтами и певцами, вряд ли помогут глубоко понять традицию Иисуса в синоптических Евангелиях, где его учение изложено афористично или в коротких рассказах (притчах), а временной период распространения не мог превышать пятидесяти или шестидесяти лет. Исследование устной традиции в разных районах Африки, как правило, встречает такую же критику[60]. В любом случае, релевантность для нас этого направления исследований снизилась после того, как в фольклорных исследованиях произошла смена парадигмы в конце 1970-х и начале 1980-х. В этот период основное внимание перешло к исполнению и социальному взаимодействию между исполнителями и аудиторией, а интерес к изучению процесса передачи устной традиции снизился[61].

Другое направление изучения устной традиции более актуально — оно занимается тем, как работает память. К сожалению, многие из исследований по этой теме содержат упущения. Некоторые ученые соглашаются думать о памяти только как функции, имеющей отношение к бытовым сплетням или счастливым воспоминаниям встреч выпускников колледжа[62]. Но при таком подходе игнорируется достигнутое ранней критикой форм осознание того, что устная традиция была традицией группы; она существовала в церквах и для церквей; именно поэтому она приняла те формы, какие сейчас имеет. О дискутируемой модели «устной истории», недавно предложенной Самуэлем Бирскогом[63], можно сказать, что в некоторых аспектах она удачна, а в некоторых не очень. Устная история понимает традицию как материал, извлеченный историком из индивидуальных свидетельств годы или десятилетия спустя, при этом традиция, возможно, до этого была в латентной форме или слабо использовалась. Но устная традиция Евангелий, несомненно, использовалась первыми церквами и, в большей или меньшей степени, формировала их веру и идентичность.

Большего можно ожидать от развития теорий «социальной памяти» и «культурной памяти», связанных с именами Мориса Хальбвакса[64] и Яна Ассмана[65]. Как видно из самих названий, память здесь рассматривается в ее обусловленности социальными и культурными факторами. Главная идея — в том, что память отбирает из прошлого и изменяет свой материал таким образом, чтобы он соответствовал образу общества, который оно само заинтересовано создать Теория социальной памяти подчеркивает скорее творческий, чем сохраняющий характер памяти. Здесь я опасаюсь, что не удастся определить степень, в которой идентичность группы обусловливалась традицией. Если именно влияние Иисуса создало группу учеников, как я говорил выше, то тогда традиция, определившая их идентичность именно как группы учеников, должна была высоко цениться ими. Особенно бережно должны были бы они сохранять воспоминания о периоде служения Иисуса, в течение которого (как я показал в первой главе) значительная часть традиции приобрела устойчивую форму[66].

вернуться

58

Е. Р. Sanders, М. Davies, Studying the Synoptic Gospels (London: SCM, 1989), 141. Забавно, что в этом же томе Сандерс показывает существование сходной проблемы, хотя и мало кем осознаваемой — «представить себе литературный период».

вернуться

59

Основополагающей стала работа: А. В. Lord, The Singer of Tales (Cambridge, MA: Harvard University Press, 1978), особенно глава 5.

вернуться

60

В частности, J. Vansina, Oral Tradition as History (Madison: University of Wisconsin Press, 1985) — исправленное переиздание его книги Oral Tradition: A Study in Historical Methodology (London: Routledge & Kegan Paul, 1965); R. Finnegan, Oral Literature in Africa (Oxford: Clarendon, 1970); также I. Okpewho, African Oral Literature: Background, Character and Continuity (Bloomington: Indiana University Press, 1992).

вернуться

61

Я использую наблюдения Annekie Joubert, которая опирается на статью R. Bauman, С. I. Briggs, “Poetics and Performance as Critical Perspectives on Language and Social Life”, Annual Review of Anthropology 19 (1990): 59–88.

вернуться

62

Например, Кроссан, по-видимому, воспринимает устную традицию исключительно в терминах бессистемных воспоминаний индивидуумов (Birth of Christianity, 49–93).

вернуться

63

S. Byrskog, Story as History — History as Story: The Gospel Tradition in the Context of Ancient Oral History, WUNT 123 (Tübingen: Mohr Siebeck, 2000).

вернуться

64

M. Halbwachs, On Collective Memory (ET: Chicago: University of Chicago Press, 1992).

вернуться

65

J. Assmann, Das kulturelle Gedachtnis: Schrift, Erinnerung und politi- sche Identitat infriihen Hochkulturen (Munich: Beck, 1992).

вернуться

66

Мое собственное понимание процесса устной передачи отличается от понимания Биргера Герхардсона (Birger Gerhardsson, Memory and Manuscript: Oral Tradition and Written Transmission in Rabbinic Judaism and Early Christianity (Lund: Gleerup, 1961, 1998)) тем, что я подчеркиваю значение воздействия, оказанного учением и деяниями Иисуса, а для него эквивалентную роль играет термин «запоминание». Я могу, опираясь на собственный опыт, очень просто проиллюстрировать различие этих двух ключевых терминов (воздействие и запоминание). (1) Я помню, как меня в возрасте от пяти до восьми лет заставляли учить таблицу умножения. Лишь потому, что тогда я старательно зазубривал эту таблицу, я и теперь помню, что семью восемь — пятьдесят шесть. Но также я помню зеркало в гардеробе нашей школы, над которым был написан девиз: «Что ты даешь, получаешь обратно. Улыбайся!» Я не старался запомнить этот девиз, но помню его так же ясно, как и то, что семью восемь — пятьдесят шесть. Почему? Потому, что он произвел на меня воздействие, хотя я тогда был ребенком. Он был таким разумным и давал такое позитивное отношение к жизни, что надолго запечатлелся во мне. (2) Я начал изучать греческий язык в возрасте двенадцати лет. Запоминать парадигмы неправильных глаголов было очень трудно, хотя и полезно, поскольку и теперь я сразу вспоминаю большинство из них без труда. Но один из первых отрывков на греческом, с которым я столкнулся, содержал слова классической эпиграммы Gnothi s'auton («познай самого себя»). Эти слова произвели на меня такое сильное впечатление, что стали частью моей жизненной философии и остаются до сего дня. Я не старался их запомнить, но они произвели на меня неизгладимое впечатление. (3) Будучи подростком и молодым человеком, я заучивал большие отрывки из Нового Завета. На экзаменах по знанию Библии мне надо было пересказать содержание Послания к Филиппийцам. Это не составило для меня никаких проблем, поскольку я выучил текст (по переводу Библии короля Якова). Многое из того помнится уже не так хорошо, отчасти и потому, что с тех пор я очень редко использовал этот перевод. Но мое знание текста Библии гораздо глубже всего того, что я учил наизусть. Я помню содержание многих отрывков и могу даже некоторые тексты цитировать дословно, но не потому, что заучивал их, а потому, что они произвели на меня впечатление. Я изучал их, много размышлял над ними. Мне представляется, что устная традиция Иисуса в том виде, как мы ее сейчас имеем, является результатом сходного процесса. (4) В книге Jesus Remembered (Grand Rapids: Eerdmans, 2003) я вспоминаю о впечатлении, произведенном на меня рассказом Кеннета Бейли о двух историях из его жизни (208 п. 185). По поводу Бейли смотрите ниже, а также в четвертом пункте раздела «Характерные особенности устной традиции».