«До сих пор известны, — говорит Тихомиров, — три Московские летописные своды: Воскресенский, Никоновский с его продолжениями и Софийские: 1-й и 2-й. Кроме того, Московские летописи вошли в состав некоторых списков так называемой Четвертой Новгородской летописи. А Шахматов прибавляет к ним еще:
1) „Троицкий пергаментный список начала XV века, ныне утраченный, довольно хорошо известный по выпискам из него в примечаниях к „Истории Государства Российского“ Карамзина (I-V томы).
2) Львовскую летопись, названную так по имени издателя, выпустившего ее в свет в 1792 году в пяти томах (причем рукопись, послужившая оригиналом для ее издания, неизвестна).
3) Хронограф, частью сохранившийся в редакции 1512 года (это его первая редакция по определению А.Н.Попова), и частью отразившийся в некоторых других летописных сводах.
4) „Русский Временник“, или так называемую Костромскую летопись, изданную под первым названием два раза в 1792 и 1820 гг. в двух томах, и некоторые другие сборники.
И вот как их характеризуют:
„Описанием Эдигеева нашествия 1409 года, — говорит Карамзин, — заключается Троицкий летописец. Видно, что сочинитель умер“[67]. Карамзин называет Троицкую летопись „главною современною летописью княжения Василия Дмитриевича“[68].
А судя по дошедшим выпискам, в ней уже содержались те Московские известия, которые Тихомиров проследил по позднейшим московским летописным сводам. Так, в ней писалось о пожаре в Москве 3-го мая 1331 года[69], о подписании в Москве заложения двух церквей—Успенской и Архангельской в 1344 году[70] и заложении церкви святого Спаса в 1345 году.
В ней уже отразилось и критическое отношение москвича к окружающей его политической жизни. Так, по поводу недоразумений, возникших в 1386 году между московским великим князем и новгородцами, летописец замечает:
„Таков бо еть обычай новгородцев: часто (присягают) ко Князю великому, и паки ссорятся с ним, и не чудись тому: быша бо человеци суровы, непокориви, упрямчиви, непостаяни“[71].
В виду всего этого, а в особенности несомненной своей древности, Троицкая летопись должна бы занять первое или одно из первых мест в исследовании, посвященным московским летописным сводам.
„Львовская летопись“, т. е. изданная Львовым в 1792 году, (с утратой оригинала) представляется для исследователя Московского летописания XVI века в высшей степени важною: несомненно, — говорит автор,— что ее протография, ее древнейшие редакции были посредствующими звеньями между некоторыми из дошедших до нас летописных сводов. Так, в части до 1518 года включительно она оказывается почти тождественною с Софийскою 2-ой летописью (Архивный список этой летописи оканчивается как раз на том месте, где другой список — Воскресенский начинает разниться с Львовским, т. е. на 1518 годе). В той же редакции она влияла на Никоновскую летопись, которая с 1518 года следует не трем, а только двум источникам, а с 1521 года уже только одному источнику — Воскресенскому своду[72]. В редакции 1533 года Львовская летопись была одним из источников Воскресенского свода. В ней сохранился летописный рассказ 1534-1560 годов, тождественный с тем московским сводом, на основании которого дополнены списки: Никоновский и Карамзинский (Воскресенской летописи)“[73].
„Русские летописные статьи Хронографа, — продолжает Шахматов,— известные главным образом по редакции 1512 года, извлечены из какого-то до нас не дошедшего летописного свода московского происхождения. Это ясно из последних статей редакции 1512 года, относящихся к событиям XV века, в которых, например, описана довольно подробно борьба Василия Васильевича с его дядей и двоюродными братьями“.
„Я думаю, — продолжает он далее, — что Хронограф составлен в России сербом (и именно Пахомием) в 1442 году[74].
Уже в первой основной редакции „Хронограф“ содержал русские летописные статьи, что особенно ясно видно из рассказа об убиении Батыя, несомненно находившегося в первоначальной редакции и принадлежащего перу Пахомия. В виду этого, я думаю, — продолжает автор, — что в основной редакции „Хронографа“ летописный рассказ доходил до 1441 или 1442 года, но что впоследствии к нему присоединен рассказ о дальнейших событиях, причем последовательный ряд редакций Хронографа довел его до 1508 года. Но каково бы ни было, впрочем, происхождение „Хронографа“, мы должны допустить существование и такого исторического памятника, где первоначальные статьи Хронографа были продолжены русскою летописью, доведенною до 1508 года“.
73
Тождество Никоновского и Воскресенского сводов начинается не с 1526 года, как думают Пресняков и Тихомиров, а именно с 1521 года.
74
«Указание на этот год, — говорит Шахматов, — я извлекаю из списков (не разделенных на главы), где число лет царствования Иоанна VI определено 17-ю годами, между тем как он царствовал более 23 лет (1425-1449). Следовательно, Хронограф составлен в семнадцатый год его царствования». Таков вывод Шахматова... А я к нему могу прибавить только одно замечание: несколько строк назад сам же он приводит объяснение Карамзина насчет того, почему Троицкая летопись оканчивается на 1469 годе: «очевидно летописец умер», и потому не продолжил далее. Так почему бы и этому не умереть?