Объяснение исследований сознания Грофа с точки зрения соучастия
Разрушение чар картезианства и кантианства в духовных исследованиях
7. ПОСЛЕ ПОВОРОТА К СОУЧАСТИЮ
О классификации духовных традиций
Трансперсональные модели развития
Проблема конфликтующих утверждений истины в религии
Проблема опосредования в духовном знании
8. БОЛЕЕ ГИБКИЙ ДУХОВНЫЙ УНИВЕРСАЛИЗМ
Соотношение между субъективно-опытной точкой зрения и точкой зрения соучастия
За пределами абсолютизма и релятивизма в духовных исследованиях
Более гибкий духовный универсализм
От редактора электронной версии
Перед Вами замечательная книга выдающегося философа эсаленского института трансперсональных исследований Хорхе Феррера. Вопреки аннотации, это не первая его работа, но самая значительная — и единственная, переведённая на русский язык. Подход Феррера, который, видимо, является и подходом основателя упомянутого института Тарнаса, позволяет навести мосты не только между взглядами различных религиозных конфессий, но и между религиозным и научным подходом, а также космогониями независимых мистиков, таких как Э. Сведенборг, Д. Андреев и т. п. Я ощутил, как важно, чтобы эта точка зрения прозвучала на русском языке, и оцифровал эту книгу.
Многочисленные примечания переводчика при первом чтении рекомендую пропустить: большинство из них заметно усложняют чтение полемикой. Только самые необходимые для понимания позиции автора размещены в скобках непосредственно в тексте. Я позволил себе и пару собственных пояснений, они даны в скобках с пометкой «ред.». Примечания автора размещены в конце книги, а в тексте помечены цифрами в скобках.
Предисловие Ричарда Тарнаса
Революции в человеческом мышлении редко происходят одним чётким скачком. Будь то в науке или философии, религии или искусстве, значительные продвижения вперёд всегда возникают в конкретном контексте и на специфическом историческом фоне, который глубоко формирует и даже ограничивает характер их развёртывания. Смена парадигмы нередко начинается с отдельного выдающегося прорыва из прошлого — своего рода декларации независимости, — и в то же время этот первоначальный прорыв сохраняет определённые существенные и, как правило, непроверенные допущения старой парадигматической структуры, ограничивающие успех новой точки зрения.
Используя термин Эриха Фёгелина, можно сказать, что эти ограничивающие допущения, остающиеся от прошлого, подобны долговым обязательствам, налагаемым на новую парадигму историческими обстоятельствами её происхождения. С одной стороны, сохраняемые принципы делают возможной саму революцию парадигмы, поскольку интеллектуальный климат и предпосылки времени не могли бы успешно поддержать более радикальный внезапный прорыв. Однако, с другой стороны, неосознаваемое наследие прошлого ослабляет новую парадигму и даже может нести в себе угрозу её уничтожения. В конечном счёте наступает кризис. Затем может произойти второе вмешательство, второй концептуальный прорыв, практически столь же существенный, как первый, который освободит первоначальную революцию от её неосознаваемых ограничений и сделает возможной полную смену парадигмы.
Эту драматическую последовательность можно видеть в классическом случае коперниканской революции. Фундаментальная Догадка Коперника о том, что более простую и убедительную космологию можно было строить исходя из планетарного положения Земли, обращающейся вокруг центрального Солнца, значительно ограничивалось сохранением давно устоявшегося допущения древних греков о равномерном круговом движении планет. Этот не подвергавшийся сомнению принцип делал систему Коперника столь же математически сложной, как система Птолемея, требуя сохранения различных произвольных эпициклических построений для согласования теоретических и наблюдаемых положений планет. Но даже с этими сложными поправками гелиоцентрическая теория при сопоставлении с эмпирическими данными оказывалась не более точной, чем старая геоцентрическая модель. Эта ситуация сохранялась более ста лет, вплоть до появления Кеплера, который полностью поддерживал гипотезу Коперника, однако хотел честно разобраться с упрямыми аномалиями и надуманными эпициклическими сложностями, подрывавшими жизнеспособность теории. После усердных попыток согласовать наиболее недавние данные наблюдений планет с любой возможной системой кругов и эпициклов, которую только можно было придумать, он в конце концов был вынужден прийти к выводу, что подлинной формой планетарных орбит должна быть какая‑то другая геометрическая фигура. Отважившись отойти от древней системы допущений в отношении того, что могло быть верным, Кеплер обнаружил, что наблюдения точно соответствовали орбитам, которые имели не круговую, а эллиптическую форму, очерчивая равные площади за равное время. Тем самым Кеплер избавился от всех неадекватных эпициклических поправочных элементов системы Птолемея и блестяще разрешил «проблему планет», которая в течение двух тысячелетий преследовала и ставила в тупик астрономическую теорию. Сделав это, Кеплер освободил гипотезу Коперника от её неосознаваемых оков. Не прошло и нескольких месяцев после публикации открытия Кеплера, как Галилей направил в небо свой телескоп, и коперниканская революция продолжила своё движение к эпохальному триумфу в современную эпоху.