Итак, Седой и Бурят сидели в оконном проеме — точней, в проеме для витрины, этот проем был очень большим, и, видимо, в первом этаже новостройки планировалось сделать магазин — где ещё не было установлено ни рам, ни, тем более, стекол и, расстелив газету, чтоб случайно не запачкать кляссеры, рассматривали марки.
— Привет, пацаны! — сказал Бурят. — Куда направляетесь?
— К Димке, куда же еще? — сказал я.
— Понятно! Опять дом взрывать будете? — усмехнулся Бурят.
После того, как в результате одного из Димкиных экспериментов, в котором и я ему помогал, произошел довольно солидный взрыв, такой, что в его комнатенке-«лаборатории» вылетело одно из стекол, а мы лишь чудом отделились лишь несколькими царапинами, когда реторта, в которой Димка смешивал химикалии, подогревая при этом смесь на спиртовой горелке, брызнула во все стороны осколками стекла, нас все называли не иначе как «взрывниками» и периодически подначивали нас, припоминая нам этот случай.
— Нет, — буркнул Димка. — Мы сегодня тихие. А можно поглядеть, какие у вас марки?
— Гляди, почему нет? — сказал Седой.
Мы подошли и стали рассматривать красочные серии разных стран. Кляссер Бурята был открыт на сериях, посвященных последнему, мексиканскому чемпионату мира по футболу, где Бразилия в третий раз стала чемпионом: зеленые поля, разноцветные формы футболистов, мяч, трепещущий в сетке… На развороте кляссера уместились две европейских серии, одна — кубинская и одна — выпущенная где-то в арабских эмиратах. Серия, выпущенная в арабских эмиратах, была с золотыми полями и с витыми надписями золотом, и в первый момент больше всего привлекала глаз, но потом ты видел, что цвета собственно картинок на этой серии более смазанные и не такие ясные и точные, как на европейских.
— А вон марка, посвященная нашей команде, — показал Бурят и пропел хрипатым голосом:
По тому, как Бурят старательно изображал хрипотцу, мы поняли, что это — песня Высоцкого. Но сами мы эту песню ещё не слышали и не знали — видно, песня была совсем новая, свежеиспеченная.
Альбом Седого был открыт на «кристмасах», как мы их называли — сериях рождественских марок, которые выпускаются в США и Англии. Санта-Клаусы, елки, увешанные подарками и игрушками, дети в ярких курточках, играющие в снежки или лепящие снеговика, синий зимний вечер — а на снегу лежит полоска золотистого света из освещенного окна, в котором виднеется силуэт елки… Отличная английская марка: окруженная зрителями телега с лошадью, а на телеге актеры в средневековых нарядах разыгрывают рождественское представление.
И все это было так здорово, так заманчиво — будто отворенные окошки в прекрасный неведомый мир — что сердце начинало ныть от внезапно сильной жажды путешествий, от жгучего желания увидеть все это воочию.
— Класс! — сказал Юрка.
— Да это так, современное, — возразил Седой. — Вот по-настоящему ценные и хорошие марки.
Он перелистнул несколько листов кляссера и показал нам совсем другие марки — марки, от которых веяло ароматом старины, и этот аромат обладал даже большим обаянием, чем аромат дальних стран, который мы только что вдохнули, и от которого у нас закружились головы, таким убойным оказался этот единственный вдох.
— Вот, — стал показывать Седой (при всей своей внешней невозмутимости он, видимо, очень гордился своей коллекцией, раз хвастался ей даже нам соплякам, по его понятиям), — марки вольного города Данцига. Польского города Гданьска, теперь, но между двумя войнами он был вольным городом, и назывался Данцигом, и выпускал собственные марки. Я собрал почти все, лишь трех не хватает для полного комплекта. А вот марки Веймарской республики так называлась Германия, пока к власти не пришел Гитлер, а тогда она стала называться Третий Рейх. Вот марки Тувы — сейчас это часть СССР, а довольно долго Тува была независимой республикой и тоже выпускала собственные марки. А вот эта французская марка — очень ценная из-за спецгашения, которое на ней стоит. Видите? Тут, внизу, написано, что она выпущена в Алжире — ну, Алжир ведь тогда принадлежал Франции — а вот это клеймо с изображением самолета, такого старинного и смешного, означает, что письмо, на конверт которого была наклеена эта марка, перевозили авиапочтой, одним из первых почтовых рейсов, когда авиапочта ещё только-только начиналась, и такое клеймо, тем более, на марке двадцать восьмого года — это жуткая редкость! И авиапочта была тогда не такой, как сейчас. Это сейчас авиалайнеры перемахивают через пустыню Сахара, почти её и не заметив, а в те времена, чтобы через Сахару долететь из Алжира во Францию или наоборот, надо было быть настоящим асом, просто героем! Сколько пилотов почтовых рейсов терпели аварии в этой пустыне и погибали, если им не удавалось заново завести самолет и взлететь… Эй, пацаны, что с вами?