Не буду рассказывать, как я провел ночь, и как чувствовал себя в школе, со жгучим нетерпением дожидаясь последнего звонка. Ну, в двух словах могу сказать, что всю ночь я толком не мог уснуть от возбуждения. Стоило мне закрыть глаза, как перед ними проносились самолеты, ломаясь и с трудом садясь над песчаными барханами, и у меня так пылали щеки, будто пустыня Сахара была всамделишней, наяву, и её жар опалял мне лицо. В школу я доплелся еле-еле, завуч остановила меня в дверях, придирчиво оглядела и, вроде, осталась довольна моим внешним видом, но все-таки спросила, где мои родители. Я подал ей записку отца, в которой тот писал, что не может подойти из-за работы, но что я примерно наказан за свою выходку и больше этого не повторится. Завуч была этим удовлетворена и допустила меня к урокам. На уроках я был рассеян, отвечал невпопад, получил несколько выговоров от учителей и жирную двойку по русскому, потому что в проверочном диктанте написал «ёжЕк» и «лЕгушка». Вообще-то, я учился неплохо, поэтому учительница несколько удивилась, что со мной происходит, но решила быть со мной суровой, в назидание другим.
— Небось, все из-за своих джинсов и длинных волос переживаешь? съязвила она. Весть о моем вчерашнем «преступлении» уже разошлась, естественно, по всей школе.
После уроков мы с Димкой и Юркой отправились ко мне домой. Дома, как всегда в это время, были бабушка и Женя. Да, наверно, стоит пояснить, раз уж я не сделал этого раньше, что квартира у нас была трехкомнатная, и в одной комнате жили родители — она же была гостиной и в ней смотрели телевизор, потому что родители ложились позже всех, другая была отдана бабушке и Жене, так бабушке было и сподручней за моей сестрой присматривать, а третья принадлежала лично мне. Обед был уже разогрет, и все мы пообедали на скорую руку. Мы часто обедали друг у друга, чтобы после школы не разбегаться по домам. К кому договаривались пойти, у того и питались. Проглотив как можно быстрее и лапшу, и котлеты с гречневой кашей, мы отправились звонить.
— Ну… — мои друзья глядели на меня с благоговейным трепетом. Набирай номер!
Я набрал, и трубку взяла Шарлота Евгеньевна.
— Здравствуйте, Шарлота Евгеньевна, — начал я. — Я хотел узнать, как у вас дела, и…
— Кто это? — не поняла она. И по её голосу мне сразу показалось, что стряслось что-то нехорошее.
— Это Леня… Ну, Леонид, я был у вас вчера, и обещал позвонить, и…
— А, Леня… У нас, Леня, большое несчастье!
— Что такое? — у меня похолодело на сердце.
— Украли Гиза.
— Как?!
— Вот так. Сегодня на утренней прогулке. Он опять кинулся бежать, и… и мы думали, что он просто удрал, и хотели пойти его искать, а его, оказывается, просто приманили. Наверно, и вчера приманивали, но ты сумел его поймать, иначе бы его… ещё вчера…
— Откуда вы знаете? — упавшим голосом спросил я.
— Они нам позвонили, сказали, что это они приманили и похитили Гиза, и требуют выкуп. Мадленочка лежит и пьет сердечные капли. Она так переживает, что слова не может сказать. Не может рукой или ногой пошевелить.
— Какой выкуп? — спросил я.
— Тот самый нож, который ты видел.
— Та-ак… — известия сыпались одно за другим как хорошие нокаутирующие удары, и я уже чувствовал, что «поплыл». — Скажите, вы не против, если я зайду к вам с двумя моими друзьями? Может, мы придумаем, как вам помочь.
— Да, конечно, заходите. Хотя что тут можно придумать?
— В любом случае ждите нас, — сказал я. — Мы бежим!
Я положил трубку.
— Что такое? — спросили друзья, встревожено всматриваясь в мое изменившееся лицо.
— Некогда объяснять, — ответил я. — Вперед, по пути расскажу. Надо спешить на выручку старушенциям!
И, подавая пример другим, я кинулся в прихожую, надевать ботинки и куртку. Димка и Юрка поспешили за мной.
Мы отправились в путь, и я рассказал им, что произошло. Друзья были потрясены не меньше меня.
— Вот это да! — сказал Юрка. — Надо спросить у старушек, кому они в последнее время показывали нож… кроме тебя, разумеется. Надеюсь, они не вздумают подозревать тебя?
— Меня? — я почувствовал, как густо краснею. — С чего вдруг, спятил?
— А ведь верно! — подхватил Димка. — Смотри, что получается. Только ты побывал у них, и отпал от этого ножика, как их фокстерьер — фьюить! — и исчезает! И кто-то ножик этот требует в обмен на него! И, к тому же, этого Гиза тебе было бы своровать легче, чем кому бы то ни было — ведь ему объяснили, что ты свой, что тебе можно доверять, и на поводке ты его уже водил!
— Но ведь легко доказать, что это не я! — заспорил я. — Я ведь весь вечер был с вами!