— Седой сейчас должен быть или на стройке, или на школьном стадионе, сказал Димка. — Давайте его сразу и найдем. Чего на завтра откладывать? Завтра у нас других дел будет полно.
Мы с этим согласились, и отправились искать Седого. Нашли мы его не на стройке и не на школьном стадионе, а за стадионом, где он сидел на полуразвалившейся скамье и аккуратно раскуривал папиросу. Уже наступали сумерки, и огонек папиросы — крепкого кубинского горлодера без фильтра, в те времена вся Москва была завалена кубинским табаком, и ещё египетский встречался (сигареты «Нефертити», которых никто сейчас не помнит, а тогда они многим нравились) — высвечивался будто один из отблесков дымно-розового заката над Москвой.
— Ну? — спросил Седой, когда мы остановились перед ним в нерешительности. — Не телитесь, выкладывайте, чего надо. Про марки спросить хотите?
— Нет, Седой, не про марки, — проговорил Димка. — Хотели спросить, ты не знаешь, как погиб такой Макар Савраскин?
— Нормально погиб, — буркнул Седой. — В машинном отделении лифта его током ударило, когда он раскурочить что-то там пытался… А что?
— Да вот, хотели узнать, не было ли среди его друзей парня, который внук генерала Клементьева… — проговорил я.
— Клим? — Седой вскинул голову. — То есть, вообще-то его Пашкой зовут, но все кличут его Климом. Есть такой. А что? — опять повторил он.
— Да нет, ничего… — проговорил я. — Просто узнать хотели…
Мы сделали движение, чтобы уйти, но Седой с неожиданной резкостью сказал:
— Стоп на месте! Начали — так договаривайте. Чего вы с Климом не поделили?
— Он… — я сглотнул. — Он одну вещь украл… Точнее, две вещи, но одну мы заставили его сегодня вернуть…
— Вернуть? — Седой прищурился. — Заставили? Что-то вы больно целенькие, только у тебя морда покарябана.
— Ну да, мы с ним сцепились немножко, но… — начал Димка.
— Сцепились? Немножко? — Седой напрягся, потом потянулся, расправляя плечи. — Пацаны, вы в своем уме?
— А что? — это теперь Юрка спросил.
— Да то, что вижу вас непокалеченными. Это же недоумок, и без всяких тормозов. Ему на перо вас поднять — раз плюнуть.
— Он и хотел, — сказал Димка. — Но нас трое было, а Ленька стальным прутом вооружился, и даже огрел его разок. Он больше не рискнул сунуться.
— Ты его огрел? — Седой смотрел на меня как-то странно.
— Ну да… — сказал я.
— Ох, пацаны!.. — Седой встал, затянулся в последний раз и в сердцах выбросил окурок куда-то вдаль. — Вы хоть понимаете, с кем связались? По нему давно тюряга плачет, он полный дебил, по три года в каждом классе сидел, сейчас второй год в седьмом классе тужится… Он вон в той школе учится, — Седой показал рукой в сторону, где далеко за нашим кварталом встречались Бакунинская и Большая Почтовая. — То есть, не учится, потому что на уроках не бывает. Учителя от него стонут и ждут не дождутся, когда дотянут его до восьмого класса, чтобы можно было выпихнуть его в ПТУ. Если бы не дед — герой войны, он бы уже десять раз мотал срок в колонии. Говорят, дед его отмазывает до поры до времени, но сам так зол на него, что велел ему не появляться у него перед глазами… Он же с настоящей бандой связан, мелких таких шпаненков, которые самые опасные, а его друзья-приятели постарше уже все через срока прошли. Кое-кто и сейчас сидит. Улавливаете?
— Улавливаем… — потеряно пробормотали мы.
— Так что теперь ходите только вместе, по людным улицам, и никуда не суйтесь, ясно? — сказал Седой. — Полгода должно пройти, не меньше, чтобы он про вас позабыл и перестал искать. А увидите его — сразу бегите на другую сторону улицы, а ещё лучше, прячьтесь, если есть, куда спрятаться. Стальной прут вам не всегда вовремя подвернется, а его финка всегда при нем.
— Не получится нам прятаться, — хмуро сказал Юрка. — Мы на завтра с ним встречу назначили.
— Встречу? — у Седого дрогнули губы, словно он собирался то ли рассмеяться, то ли выругаться.
— Ну да, — объяснил Димка. — Мы с ним должны встретиться, чтобы он вернул нам вторую украденную вещь.
— И где вы должны встретиться? — полюбопытствовал Седой.
— На пустыре за Гороховым полем, — ответил я.
Седой присвистнул.
— Ценная вещь? — спросил он.
— Очень, — ответил я. — Нож. Мало того, что сам нож обалденный закачаешься, главное, что он когда-то принадлежал самому Сент-Экзюпери. Любой коллекционер за такой нож удавится.
Седой стоял, расставив ноги, и рассматривал нас, словно мы были редкими экземплярами в каком-то музее. Потом он вытащил помятую белую пачку, вытащил оттуда очередную кубинскую горлодерину и стал медленно катать её в пальцах.