Пуаре торжественно пожал руку Перрашу. Майор с притворной скромностью поднял свой бокал:
— Благодарю вас, месье прокурор, но тут нет моей заслуги, все находилось в документах, достаточно было проявить минимум логики и чутья. Но мне, однако, хотелось бы разделить свой успех с человеком, без помощи которого я никогда бы не смог распутать этого дела…
Надя с трепетом ждала хоть капельку признательности в отношении проделанной Кюшем работы. Она улыбалась в ожидании таких слов. Как только Тьерри вернется из отпуска, она подробно ему обо всем доложит.
— …С окружным комиссаром Журданом.
Маджер с отвращением поставила свой бокал и вышла из комнаты. Пуаре тоже поздравил новоиспеченного героя:
— От всей души поздравляю, дорогой Журдан.
— Отец Анисе ни в чем не был виноват. Но случаю было угодно, чтобы он рассказал об этом сыну Кадоре, который до тех пор не знал правды.
На лице Леру отразилось явное недоумение.
— Но, боже мой, как же это возможно, если он говорил только с вами?
— Вот именно, монсеньор. Моя настоящая фамилия КАДОРЕ… Согласно акту гражданского состояния я зовусь Клеман Ален, так как мать не признала меня… И даже должен был бы зваться Клеман ФАБР.
Кардинала Леру охватил ужас.
— Что вы хотите сказать?.. Это невозможно! Вы служитель Господа.
Клеман не ответил. Несколько минут монсеньор Леру хранил молчание. Он плакал.
— Мне жаль вас, Клеман Кадоре.
— Вы первый за двадцать восемь лет, кто называет меня так.
— Но как вы могли?
— Я ни о чем не жалею, я совершил человеческое правосудие. А Бог в свое время рассудит меня.
— Вы порождение дьявола!
— Я просто человек. У меня украли жизнь, убили мою мать, ее похоронили в общей могиле. Моя жизнь резко перевернулась дважды. Это Провидение… или, быть может, рука Господа, которая вела меня.
— Молчите! Вы богохульствуете!
— Я исповедаюсь, и вы здесь для того, чтобы выслушать меня.
— Я… Я слушаю вас.
— Нет, Господь меня слушает.
— Да.
— Если я о чем-то и сожалею, то лишь о том, что убил, возможно, единственного друга, который когда-либо у меня был. С самого начала нас объединяла огромная симпатия. Мне нравились его юмор и непохожесть на других, но пришлось убить его, потому что он обо всем догадался.
— О ком вы говорите? О какой новой подлости собираетесь рассказать?
Полицейский с викарием сидели напротив друг друга в гостиной дома священника.
— Тьерри, я хочу, чтобы вы сделали мне последнее одолжение.
— Какое?
— Раз мы оба уезжаем, пришло время сдержать ваше обещание, данное после настольного футбола.
— Ну как же, долг чести! Непростая работа вспомнить целых тридцать лет. Моя исповедь будет долгой.
Клеман жестом указал на дверь:
— Тогда пошли.
— Клеман, я соглашаюсь только ради вас. Вы тоже в своем роде чеснок.
Рассмеявшись, отец Клеман встал. Они пошли по коридору в ризницу. Кюш наклонился, чтобы не удариться о балку, Клеман — нет. Клеман открыл металлический шкаф, чтобы облачиться в ризу, и в эту минуту раздались звуки «Седьмой кавалерийской», которые вывели Кюша из задумчивости. Он был озабочен. Ему не по себе. Почему? Он не знал… Пока не знал.
— Да, Старски…
Разговаривая по телефону, он словно увидел себя за несколько мгновений до того, как миновать балку.
— Что-то срочное?
Клеман не наклонился! Вот что его волновало. Он прошел под балками, не наклонившись!
— Нет… Все хорошо, я позвоню тебе завтра.
Все более озабоченный, он выключил телефон и положил его в карман джинсов.
Стоя лицом к шкафу, спиной к Кюшу, Клеман надевал ризу. Он был счастлив, лицо его светилось.
— Какие новости?
— Скажите, Клеман, есть одна вещь, которая кажется мне странной.
— Да, какая?
— Вы больше не «кланяетесь», проходя под балками?
Ничего не опасавшийся полицейский не заметил мрачного взгляда священника. Это был уже совсем другой человек. Напротив себя, на полке шкафа, Клеман увидел дароносицу. Молниеносно схватив ее и обернувшись, он нанес капитану удар в висок. От такой силы удара тот упал. Он лежал на полу с кровоточащей раной в пять-шесть сантиметров на виске. Удар вызвал внутреннее кровотечение. Конец был близок. Священник наклонился в ту минуту, когда полицейский попытался достать оружие. Непомерное усилие. В глазах помутилось. В голове все перемешалось. У него даже не было сил сопротивляться, когда викарий отбирал оружие.
— Ты дурак, Тьерри.