Не располагавший необходимой суммой и не желавший жить в кредит, священник опустил свою скромную лепту в кружку для пожертвований и взял огарок. Слабенькое пламя дрожало. Оно казалось таким беззащитным среди этого простора. Клеман опустился на одно колено и начал читать молитву, глядя на свечу. Некоторые считали, что, как только загорался фитиль свечи, чья-то освободившаяся душа возносилась к Богу. Для Клемана наступила минута подумать о дорогих ему существах. У него вошло в привычку вспоминать о своих близких, входя в часовню, церковь, резиденцию примаса или неизвестный ему собор. Он полагал, что его участие необязательно, но все-таки необходимо.
Седьмой номер в гостинице. Кюш лежал на великолепном постельном белье, достоинства которого, не скупясь, нахваливала Памела. Он наблюдал за неутомимым полетом мухи. Взгляд его следил за насекомым, но мысли были заняты другим. Он целиком был занят расследованием, которое пресса назвала «дело Анисе». Им овладели непонятная тревога и возбуждение, он испытывал чуть ли не раздражение. С чего начать? Надя была настроена очень оптимистично, но он полагался на интуицию. А она говорила ему, что дело затянется. Он должен был определить круг общения жертвы, ее привычки и окружение.
Во время убийства на улице нередко находятся свидетели. Здесь же после опрашивания соседей не осталось никаких сомнений, решительно ничего! Никто ничего не видел и не слышал. Ни единой ниточки, за которую можно было бы уцепиться, ни малейшего следа. Никакой улики, полная пустота. Кюш снова и снова задавался вопросами. Действительно ли хотели убить священника? Или он оказался там в неподходящий момент? А может, преступление совершено каким-нибудь пьяницей или наркоманом? Нет, его даже не ограбили… Разве что… Разве что убийцу спугнули, и этим объяснялось то, что бумажник не украли. Возможно, Бернадетта Мутье, обнаружившая тело, появилась слишком рано… Или слишком поздно!
Капитан встал и направился к столу напротив открытого окна. Он высунулся на улицу: воздух раскаленный, но вполне приятный. Кюш закрыл глаза, шум фонтана действовал на него успокаивающе. Взяв себя в руки, он прикрыл створки и просмотрел несколько листков, лежащих на компьютере. Это был список, врученный ему Элизабет де Вомор. Первопричина, возможно, скрывалась здесь, в этом допотопном содружестве. Кюш принялся изучать имена, делая кое-какие пометки. Зазвонил мобильный телефон, и он привстал:
— Алло… Да, святой отец… Нет, я не знаю, когда можно будет забрать тело аббата. Да… Я жду известий от судебно-медицинского эксперта… Я сообщу вам… Не знаю… когда хотите… Завтра вечером… Прекрасно. Тогда до завтра… у вас дома.
Отец Клеман стоял возле алтаря. Два ряда, каждый из восьми стульев справа и слева, казались сделанными из одного куска дерева. Под поднятыми сиденьями зияли выступы. В полусогнутом виде стул казался каким-то авангардистским произведением. Каждый из шестнадцати стульев коричневато-красного цвета украшали искусно вырезанные деревянные фигурки. Викарий с удовольствием разглядывал их. Он любовался целующимися птицами, русалками, единорогом, драконами, ангелами, головами людей… Он опустил сиденье четвертого стула во втором ряду справа и присел на несколько минут, прежде чем продолжить обход. В то мгновение, когда он, проходя мимо распятия посреди клироса, преклонил колени, осенив себя крестным знамением, послышался шум. Через северный вход в церковь кто-то вошел… Кюре увидел идущую ему навстречу женщину.
— Добрый день, святой отец. Вы замещаете отца Анисе?
— Да, мадам, чем могу вам помочь?
— Меня зовут Моника Барбоза, я органистка церковного прихода и руководительница хора.
Это была женщина лет пятидесяти, с большим носом с горбинкой и скошенным подбородком. Ее слегка загорелое лицо и приветливый вид сразу вызывали симпатию. Что касается одежды, то сразу было заметно, что она хотела выглядеть достойно, направляясь в церковь. Костюм мышиного цвета, прямая юбка чуть выше щиколотки. Юбка чуть-чуть тесновата, и это заставляло предполагать, что одежда давнишняя и что она каждый раз должна была напоминать своей владелице о бремени бегущих лет. Завершали ансамбль черные, безупречно начищенные мокасины.