— И куда он только мог подеваться! Я не удивлюсь, если он совершил какую-то оплошность. Я знаю его с давних пор, он на все способен. Человек он отважный, но слишком подвержен чужому влиянию.
— Вы полагаете, что он может быть замешан в этом деле?
— Пока я ничего не знаю. Если бы этот Кюш умел считать хотя бы до двух, то уже вычислил бы виновного. Впрочем, поговорим лучше о чем-нибудь другом. Я рад, что приход принял такой молодой священник, как вы.
— Спасибо, но я долго не задержусь здесь. Я выполню определенную миссию, после чего вернусь в Бордо.
— Ах да, верно, вы ведь работаете с монсеньором Леру. Как он поживает?
— Хорошо, очень хорошо! Он все еще весьма энергичен, хотя потеря старинного друга сильно опечалила его.
— Я позвоню ему, чтобы условиться о завтраке втроем. Что вы на это скажете?
— Думаю, он будет рад, и я, разумеется, тоже… — Отпив глоток кофе, священник взял канеле. — Хорошо, что вы сохранили здесь связи.
— Да, моя жена — уроженка города, впрочем, именно здесь мы и познакомились. К тому же тут я более двадцати лет был мэром. Но все это давнишняя история.
— И вы активный член содружества.
— Активный?
— Да, мне сказали, что недавно вы приобрели здесь виноградник.
— Для вновь прибывшего вы, однако, хорошо осведомлены.
— Город небольшой, месье Фабр… Кстати, в записной книжке отца Анисе я прочитал, что вы встречались с ним восьмого июня.
— Вполне возможно, я часто беседовал с ним. Это был человек убеждений и очень славный. Если у кого-то возникали трудности с судебными органами, он призывал к разделу имущества по соглашению, ну и, конечно, к милосердию.
— Я не очень понимаю вас.
— Это единственный священник из тех, кого я знаю, кто требовал тайных пожертвований.
— Тайных?
— Да, причем не монетами… только купюрами, и передавал их тем, кто нуждался. Нет, правда, это был святой человек. Многие будут сожалеть о нем.
— Конечно-конечно, но вы припоминаете мотив вашей последней беседы?
— Ну да… Э-э… Нет, не совсем. Наверняка это был обычный разговор, которые у нас так часто случались.
— Из его переписки я понял, что он вроде бы проявлял живой интерес к вашему новому сорту, кажется, две тысячи третьего года.
— Как член содружества, что вполне естественно. А кроме того, для него это было одним из величайших удовольствий на земле. Думаю, ему подходили лишь два рода занятий.
— Да, и какие же?
— Он мог быть либо виноградарем, либо священником.
Протянув канеле сенатору, Клеман подхватил:
— Я добавил бы еще один род занятий: энолога. Насколько я понял, он был экспертом по виноделию.
Кюш беседовал по телефону с журналистами. Известие об аресте Андре уже просочилось. Как и положено осмотрительному следователю, капитан опроверг информацию о неизбежном привлечении задержанного к суду. Надя перечитала показания смотрителя винного хранилища. В кратчайшие сроки она должна отправить их в прокуратуру.
В полуоткрытую дверь дважды постучали. Шане просунул голову в щель.
— Входите.
— Спасибо. Могу я поговорить с капитаном одну минуту? Я вернулся из Либурна.
— Да, присаживайтесь, он сейчас освободится.
Положив трубку, Тьерри Кюш повернулся к Наде и Шане:
— Ну что?
Профессор казался спокойным.
— Дайте мне время до завтра… Он невиновен!
Поздняя ночь. Два человека проникли в мастерскую гаража Барбозы. Один держит другого под прицелом пистолета, направив дуло тому в спину.
— Вот увидите, я вам не солгал… Здесь все.
После нескольких дней заточения владелец гаража почти доволен тем, что оказался в привычном месте. При свете карманного фонаря он направился к автомобилю, покрытому брезентовым чехлом:
— Все тут, я не прикасался к этому пятнадцать лет.
Владелец гаража снял с машины чехол. Глазам предстала старая темно-зеленая малолитражка. Это старая модель с пресловутыми дверцами обратного открывания, так называемыми дверцами-убийцами. Ей, без сомнения, больше сорока лет.
Открыв дверцу в обратную сторону, Барбоза приподнял коврик со стороны пассажирского сиденья:
— Тут! Под передним ковриком… — Наклонившись в кабину, он достал четыре школьные тетради, которые протянул другому человеку: — Вот, вы получили все… Теперь вы можете отпустить меня, я вам больше не нужен.
Незнакомец приложил палец к губам, призывая Барбозу к молчанию:
— Тсс…
Положив фонарь, он начал листать тетради, страницы которых пожелтели от времени. На обложке одной из них отчетливо написано: «ДНЕВНИК РЕЖИНЫ КАДОРЕ. 1968–1972 ГОДЫ».