Клеман удивился при виде стола в гостиной, заваленного продуктами: несколько килограммов муки, дюжина пакетов сахара, пятнадцать пакетов кофе и тридцать банок консервов.
— Вы сделали закупки на целый год, мадам Рапо.
— Сейчас такое творится, что можно ожидать чего угодно. Я принесла полную сумку и еще после обеда принесу печенья и сухих фруктов.
— Сейчас не военное время…
— Хуже, месье кюре, — в сороковом мы знали, кто враг.
Священник не мог упрекнуть старую женщину за ее чувство неуверенности. В конце концов, она хотела сделать как лучше.
— Хорошо, во всяком случае, я благодарю вас за белье.
— Я видела вас на улице с дамой…
— Да, это полицейский, она работает с капитаном Кюшем.
— В городе говорят, что они арестовали кого-то.
— Да, некоего Андре, который работает с профессором Шане.
— И то верно, вид у него, прямо сказать, странный.
— По виду никого нельзя осуждать.
— Мой Эмиль всегда говорил, что первое впечатление — самое верное.
— Талейран тоже так говорил, мадам Рапо! И все-таки главное — это душа. Не всяк монах, на ком клобук, не так ли?
— Вы очень странный человек, святой отец. Ладно, я оставляю вас, у меня сериал по телевизору, а потом надо закончить с продуктами. До скорой встречи.
Клеман вошел в свою комнату. Он направился было к письменному столу, но вдруг замер. Его поразило что-то необъяснимое… Подойдя поближе, он положил свежую газету. Запах — вот что его беспокоит, немного пряный запах… Аромат, непривычное благоухание. Он более тщательно осмотрел комнату… Задвижка на застекленной двери, ведущей в сад, открыта. Теперь он не сомневался: кто-то побывал в комнате в его отсутствие.
Мадам де Вомор стояла напротив капитана за письменным столом в туристическом филиале.
— Месье Кюш, благодарю вас, что вы согласились принять меня без предупреждения.
— Прошу вас, садитесь.
— Ко мне приходил Антуан Шане и рассказал о неприятностях Казимира Андре.
— Да, вчера я поместил его под стражу.
— Могу я узнать почему?
— Сказать по правде, он солгал нам по поводу своего времяпрепровождения в вечер убийства Марселя Марьетта.
— Солгал?
— Да, он утверждал, что спал у себя в комнате, в то время как его точно опознали: около двадцати трех часов он шел по улицам города.
— Если он солгал вам, месье, то потому, что хотел защитить кого-то.
— И кого же?
— Меня.
— Продолжайте.
— В тот вечер Казимир приходил ко мне.
— Уточните.
— Казимир Андре — мой любовник. Он пришел ко мне в двадцать три часа и ушел лишь на рассвете.
— Мадам, вы говорите так, чтобы защитить доверенного человека вашего верного друга Шане.
— Ни в коем случае, капитан. Я говорю вам так, потому что это правда. Казимир и я, мы любим друг друга.
— И давно сложилась подобная ситуация?
— Это действительно важно?
— Важно!
— Теперь уже около четырех лет. Видите ли, мы живем в маленьком городе, и слухи пагубны для всех… Я Великая Лоза рыцарей виноделия и ради содружества обязана соблюдать осторожность.
— Понимаю.
— Поэтому мы предпочли скрыть наши отношения.
— Я постараюсь сохранить тайну.
— Очень любезно с вашей стороны, но теперь это уже неважно. Пришло время раскрыть все, и если кому-то это не понравится, мне безразлично.
— Казимир должен быть очень признателен вам. Вы знаете, что ваше показание снимает с него обвинение в убийстве Марьетта?
— Повторяю еще раз, я здесь для того, чтобы сказать правду.
— Кто в курсе ваших отношений?
— Насколько мне известно, никто.
— Даже Нинетта?
— Возможно, у нее есть подозрения, но и только.
— Я благодарю вас за откровенность.
— Благодарю вас, капитан.
— И последнее…
— Да.
— Мне сказали, что месье Марьетт состоял в вашем братстве.
— Все правильно, но он был исключен моим мужем незадолго до своей смерти.
— Причина этого исключения?
— Не знаю. Муж мало говорил о жизни содружества даже мне, своей жене. Вас это удивляет?
— У меня нет мнения, я не знал вашего мужа.
— Видите ли, мой супруг был старше меня на пятнадцать лет, и мало-помалу повседневная жизнь отдалила нас. Однако я питала к нему глубокую нежность и огромное уважение, и его трагическая смерть потрясла меня.
— Да, я знаю об этом.
— Впрочем, не буду досаждать вам своей частной жизнью.
— Вернемся к уполномоченному по снятию проб… Никто, стало быть, не может мне рассказать, в чем дело?
— Возможно, Эрве Монлор: он был близок с моим мужем. Это Эдмон ввел его в содружество двадцать лет назад. Эрве был отчасти доверенным лицом моего супруга.