Когда Ярушкина привели в кабинет, Зверев, попыхивая сигаретой, указал парню на стул. Мишка сел и угрюмо уставился в распахнутое окно. Многочисленные синяки, разбитая губа – главный подозреваемый мало чем отличался от опрошенных Зверевым накануне футболистов клуба «Труд».
– Курить хочешь? – Павел Васильевич протянул парню пачку.
– Не курю. Я же спортсмен, – Мишка говорил тихо, и в его тоне Зверев не ощущал ни обиды, ни злости. В глазах парня Зверев увидел какую-то безграничную тоску и уныние угнетенного напавшими на него невзгодами человека. Мишка то и дело хрустел костяшками пальцев, сглатывал и ежился точно от холода; «рассеченная нижняя губа, покрытая коркой запекшейся крови, делала парня похожим на надутого утенка.
– Если спортсмен, чего же ведешь себя так неспортивно?
– Что вы имеете в виду?
– Ты зачем во время матча Зацепину по физиономии съездил?
Мишка дернулся, и Зверев впервые увидел в глазах парня недобрые огоньки.
– А вы знаете, что он сделал? Видели, как он меня подковал?
– Не было меня там, и ничего я не видел! – осадил парня Зверев.
– Вот именно, что не видели! А вот если бы видели… Так по щиколотке врезал, что искры из глаз брызнули. К тому же, если бы не эта подножка, я наверняка бы еще не один гол забил, и мы бы не проиграли.
Парень насупился и, сцепив кисти в замок, снова щелкнул костяшками пальцев.
– Почему тебя Шаманом зовут? – продолжил расспрашивать Зверев.
Мишка усмехнулся и, расцепив руки, почесал подбородок.
– Да все потому же. Из-за характера моего…
– И какой же у тебя характер?
– Вспыльчивый!
– И что с того?
– Это с легкой руки Митрофаныча меня Шаманом звать стали, – Мишка попытался улыбнуться, но тут же скривился и коснулся пальцами рассеченной губы. – Я тогда, помнится, тоже по ногам получил и сразу же на обидчика с кулаками полез – только это на тренировке было. Ну Митрофаныч тут же на поле выбежал, оттащил меня и говорит: «Ты чего же это делаешь, дурья башка? Чуть что, сразу в «бубен» бьешь!» Ребята наши заржали, и с тех самых пор стал я для всех Мишка Шаман.
Зверев понимающе кивнул и загасил в пепельнице сигарету, взял из лежавшей перед ним папки листок и прочел выдержку из дела Мишки.
– Михаил Ярушкин… тридцатого года рождения… уроженец города Великие Луки… С детских лет отличался непослушанием и вспыльчивостью. Исключен из пионеров за драку… Ого! А в школе-то из-за чего дрался?
– А мало ли из-за чего мальчишки дерутся?
Вспомнив свое шальное детство, детский дом на Интернациональной и постоянные стычки со «старшаками», Зверев невольно улыбнулся.
Этот парень чем-то напомнил Звереву его самого. Только Звереву в свое время повезло, а этот парень вскорости может угодить за решетку за убийство. Зверев отложил папку и задал следующий вопрос:
– А условный срок ты тоже из-за драки получил?
Глаза Ярушкина сверкнули:
– Да так… одному ублюдку челюсть сломал… причем в двух местах. Мне в то время уже восемнадцать исполнилось, мог бы и загреметь, спасибо Митрофановичу – выручил. У него сосед – сам начальник милиции.
Зверев недовольно поморщился:
– Думаешь, он тебя и в этот раз выручит?
Мишка снова опустил голову:
– На этот раз не получится. Тут убийство, а у меня к тому же условный срок. Так что прощай, спорт, прощайте, друзья, ну и Олеська, тоже прощай, она наверняка меня ждать не станет.
– В тот первый раз, когда ты чуть на нары не угодил, тоже из-за нее пострадал?
Мишка промолчал и отвернулся. Зверев продолжил:
– Что же ты на одни и те же грабли наступаешь? Не мог потерпеть…
Мишка снова оживился и сжал кулаки:
– А чего она с этим вихрастым пошла?
– Ты сейчас о Липницком?
– О ком же еще? Я ведь сразу заметил, как он на мою Олеську зыркает! Ну, подошел к ней, предложил уйти, а она ни в какую! Чего это я, говорит, уходить должна? Я, говорит, танцевать хочу!
– А ты чего же тогда сам ее не пригласил?
Мишка пожал плечами.