— Пришла, — он стоял к ней спиной.
— Ты звал.
Он медленно развернулся, устремляя на Гермиону свой пустой взгляд. Она всматривалась в его глаза, подходя ближе, предугадывая, что будет дальше. Пока её взгляд не опустился ниже, на его руки, в которых лежал маленький кожаный мешочек. Вязкая слюна застряла в глотке.
— Ты… — Гермиона не верила собственным глазам. Но ей не требовались объяснения. Она знала наперёд, готовила себя к этому. Но готовность оказалась ничтожной.
Острая боль пронзила сердце. Это не было действием проклятья. Это было следствие предательства. Очередного, губительного для неё предательства. Она стала перед ним, как стоят преступники перед казнью. Точно зная, что впереди ждёт Смерть. Наблюдая за своим Палачом. Теряя надежду. Веру.
Глаза обожгло горячими слезами. Чернота внутри не поднималась, не просыпалась и не протягивала свои когтистые лапы. Она не рычала и не скалилась. Она вышла с достоинством, высоко подняв голову, чтобы смотреть и наслаждаться, как прах Гермионы Грейнджер развеивается на ветру ускользающей жизни.
Солёные капли сорвались с ресниц, обжигая кожу. Это больнее самых мучительных пыток. Её Палач же стоял с пустыми глазами, ожидая последний акт. В груди защемило, заставляя Гермиону крепко сжать кулаки. Единственное, что она смогла прошептать, было самым громким криком в её умирающей душе.
— За что?
Лицо Рона вмиг изменилось, рисуя кривые линии злобы и ненависти.
— Ты заслужила. Заслужила всё, что происходит с тобой сейчас. Заслужила смерти в самых страшных муках, — каждое слово било наотмашь, заставляя колени подгибаться. Он подходил ближе, брызжа слюной. — Тебе и твоей Тьме место в аду, не здесь. Не рядом с нами.
— За что, — одними губами. — Для этого ты вернулся? — слёзы ручьями текли по щекам, мешаясь с чёрной жижей, что по каплям поступала в слёзные каналы. — Чтобы снова предать меня? Чтобы снова убить то, что родилось во мне с тех пор? — она срывалась на рыдания, не в силах больше контролировать себя.
— Ты заслужила, — он говорил зло, а в глазах по прежнему было пусто.
— Я знаю, что была тёмным пятном в твоей жизни, Рон, знаю, что мне нет места здесь, — неужели она правда так считала? Неужели ты не хочешь жить, Гермиона? — Но ты правда считаешь, что я заслуживаю смерти без шанса на спасение?
Она подходит близко. Смотрит в некогда до боли любимые глаза. Стеклянные, пустые глаза. Его рука с мешочком упирается ей в живот.
— Когда, Рон? Когда ты успел стать таким безжалостным? Таким…равнодушным…
Он наклонился так близко, касаясь своим дыханием её ресниц, и зло выплюнул:
— Мне просто плевать на тебя, — ножом в самое сердце. Осталось повернуть на сто восемьдесят градусов и с рывком вытащить, чтобы не оставить ни единого шанса на выживание. — И всегда было плевать с того самого дня.
Грейнджер ломается. С треском и криком. Это выкручивает вены, ломает рёбра, дробит каждую кость и рвёт мышцы. Эта боль пронзает миллионами осколков. Они режут, рвут, вонзаются. Без жалости, с огромной силой. Грейнджер тонет, захлёбываясь болью. Лёгкие горят адским пламенем, а мозг взрывается картинками былой жизни, беспощадно подкидывая самые счастливые воспоминания.
В поле зрения появляется мешок, который Рон сдавливает в ладони, и Грейнджер накрывает новой волной. Волной больного подчинения. Теперь её горе мешается с ненавистью. Оно заражает, поднимаясь всё выше и выше. С каждой новой клеткой вызывая покорность и смирение. Гермионе больно дышать. Каждый вдох иглами пронзает тело. Она падает на колени, а из горла вырывается истошный крик. Она больше не вынесет.
Это распутье. Развилка, где предстоит сделать выбор. Умирать в муках, смотря в глаза Палачу, где нет места состраданию, но остаться верной самой себе. Или отпустить себя, урвав каплю снисхождения, и умереть предателем в собственных глазах. Что ты выберешь, Гермиона? Бороться или сдаться?
Новый приступ агонии стрелой пронзил позвоночник. Мешочек действовал безотказно. Чернота заполняла глаза, обостряла чувства. Она делала выбор сама. Она проникала вглубь, заполняя смолой сердце.
Гермиона делает последний вдох, надеясь, что его хватит. Что этого будет достаточно для того, чтобы взглянуть в глаза прошлому. Отпускает. Вокруг воняет страхом. Чужим страхом, который Грейнджер чуяла за версту. Это вызывает больную ухмылку. Она поднимается с колен, вновь встречаясь с пустыми глазами.
— Теперь ты боишься? Такой ты хотел меня видеть? — глаза застилает темнотой и злобой. Она рывком приближается к Рону, глубже вдыхая запах ужаса, сжимая ладонью его горло.