-- Привет, Машенька. Проходите. - Он махнул рукой по направлению к темной глубине дома.
Когда дверь захлопнулась, наступила почти полная темнота. Свет в передней пробивался только через щели между досками щитов, закрывающих окна. За второй дверью было еще темнее, но хозяин прошел первым и открыл третью, в конце короткого коридора. Там под потолком горела лампочка без абажура, свече й на 60.
В центре комнаты стоял стол, накрытый потертой клеенчатой скатертью.
Кроме него, в комнате были только массивный буфет и два стула.
Хозяин по-прежнему обращался только к Маше.
-- Ну где тут наш пациент. Показывайте. - Он махнул рукой в сторону стола.
Сергеев поставил клетку на стол и снял платок. Птица больше не казалась сонной. Слегка вытянув шею и откинув назад голову, она смотрела на хозяина дачи. В глазах ее зажглось красноватое сияние. Он тоже выпрямился и даже немного отшатнулся назад.
-- Машенька... Как зовут мальчика?
-- Я же тебе говорила... Это мой племянник. Саша.
-- Понятно. Саша, Машенька, вы бы не могли нас на некоторое время оставить? Посидите на кухне. Можно даже приготовить чаю. Свет там есть. Я вас провожу.
10
-- Я полжизни знаю Дмитрия. - Перед тетей и племянником дымились фаянсовые кружки с крепким чаем без сахара. На кухне горела такая же голая шестидесятисвечовая лампочка, как и в комнате, было холодно, затхло и пахло мышами. - Он работал в моем институте, только я на кафедре, а он в клинике. - Тетя Маша обхватила чашку руками, Сергеев последовал ее примеру. - Он всегда был такой добрый и отзывчивый. Помогал всем, кто нуждался. Пока мог.
-- Тебе тоже?
-- Пару раз... когда больше не к кому было обратиться...Ты же знаешь... младшие братья не помогают старшим сестрам. Потом, наверное, у него нервы не выдержали, слишком много горя вокруг. Да еще личные проблемы. Тяжелый развод...Зависть. Ошибки, которые десять раз прощали другим, ему никто не хотел прощать. Уезжать он не хотел, даже не пытался.
-- У него были дети?
-- Двое... Остались с бывшей женой. С посещением теперь проблемы. Особенно с тех пор когда начались перебои с заработком.
-- Ты думаешь, он сможет помочь Птице?
-- Если это вообще возможно. У нее ведь вживлены электроды в мозг. Передатчик. Приемник. И кто знает, что там есть еще.
-- Когда я ездил домой, на перекрестке был взорванный автомобиль. И охранник кричал что-то про птицу.
-- Такую, как наша?
-- Может быть. Какую еще?
Тетя Маша допила чай и закурила. - Хочешь? - Она протянула пачку Сергееву. - Потом. - Курить он никогда раньше не пробовал, и не хотел проверять на себе сейчас эффект первой сигареты.
В углу скреблась мышь.
-- Сколько времени?
-- Седьмой час.
-- Как долго они уже разговаривают?
-- Очень долго.
Наконец доктор вышел к близким пациента.
-- Машенька, дай пожалуйста сигарету... Будем оперировать. Ситуация критическая. Она убедила меня, что у нас другого выхода нет... Теперь так. Операционную надо заэкранировать, по крайней мере сверху и с боков. Для этого можно использовать металлическую сетку с забора. Лучше в два слоя, надеюсь, что ее хватит. Пойдемте.
11
Было около 11, когда закончили оборудовать комнату. Сетки еле-еле хватило на потолок и стены.
Вокруг стола были установлены все переносные осветительные приборы, которые удалось найти в доме - торшер, лампа с жестяным рефлектором.
Пока мужчины возились с сеткой, тетя Маша растопила печку-голландку обломками досок. В комнате стало заметно теплее - от печки и от ламп - но по ногам все равно тянуло ледяным холодом.
Дмитрий достал из буфета саквояж с хирургическими инструментами, несколько стеклянных бутылок.
Дверцу клетки открыли, Птица выбралась на стол, расправила и сложила крылья.
-- Я бы хотел подготовить операционное поле, - сказал Дмитрий. Голос его звучал не совсем уверенно. - Будет еще проблема, как вас зафиксировать, ни в коем случае нельзя шевелиться во время операции. - Он обращался к Птице. - Наркоз можно дать эфирный, это наиболее универсальный вариант. У меня есть немного эфира.
-- Что значит - подготовить операционное поле?
-- Людям обычно выбривают волосы.
-- А мне, значит, перья.
-- Бритвой, наверное, опасно, - вмешался Сергеев. Он был в тревоге от непредвиденных сложностей. Дмитрий как хирург не вызывал у него доверия.
-- У меня есть маленькая машинка. Английская. Для собак подходит. У них шерсть жесткая, может и для перьев на голове сгодится.
-- Я буду похожа на стервятника. Давайте ...
- А как вы собираетесь меня фиксировать?
-- Понадобятся кожаные ремешки, доска, гвоздики - чтобы ремешки прикрепить.
-- Понятно. Крылья в плечах, шея, клюв. Ноги на всякий случай зафиксируйте тоже.
- Я хочу наблюдать за операцией.
-- Нужно же обезболивание!
-- Мозг не чувствует боли. Сделайте местное обезболивание, пока будете работать снаружи. Кроме того, понадобятся зеркала. Одно сбоку, возьмите например вон то, со стены, другое сзади.
-- У меня в косметичке есть зеркальце, - сказала тетя Маша.
-- Да, еще. Я должна вас предупредить. Я не знаю, что там еще установили, кроме передатчика и батарейки. Возможно, взрывное устройство. Маломощное - на большое нет места. Скорее всего, работает от телекоманды, от которой мы экранировались. Так что прикосновение не должно быть опасным. Согласны ли вы оперировать при этих условиях?
-- Да...
-- Тогда просьба. Я не хочу, чтобы во время операции младший из вас был рядом.
12
Все время, пока продолжалась предоперационная подготовка, в которой Сергеев принимал участие, горло его перехватывало от обиды.
Когда подошло время оставить комнату, он хотел спорить, но взгляд птицы - даже в этом положении, - распластанной на доске, прижатой к ней ремешками, с обритой головой, - в его сторону смотрел всего один глаз, - вытолкнул его из комнаты.
Тетя Маша вышла за Сергеевым в коридор. - Давай деньги. Не все, доллары оставь на всякий случай. Лучше показать Дмитрию сейчас, он будет лучше себя чувствовать.
Сергеев попросил у тети Маши несколько сигарет.
Она вытряхнула их ему в руку, дала зажигалку. Приобняла за плечи, поцеловала в щеку. Подтолкнула прочь.
Последнее, что он видел через приоткрытую дверь комнаты, прежде чем выйти на улицу - Дмитрия со шприцом в руке, склонившегося над Птицей.
Сначала ему показалось, что на улице - угольная чернота. Дождь кончился, только капало с деревьев.
Где-то вдалеке хрустнул выстрел.
Затем он заметил, что в тучах появились разрывы и в них светят редкие звезды. Появилось искушение включить мобильник и попытаться позвонить Лене, но усилием воли он удержался. Задумался...
Это была классическая ситуация выбора. Выбор судьбы: обыкновенной, возможно, по-обыкновенному трагической, или трагической, но не обыкновенной. Достоевская любовь к прекрасной наркоманке, окруженной не менее достоевскими персонажами, обыденная достоевщинка русской жизни, или трагическое безумие птичьей свободы.
Осознавал он ее, эту ситуацию, или нет?
Не до конца.
Так или иначе, выбор должен был совершиться.
Свобода выбора у него еще была. Свободы отказа от выбора он был лишен.
Какой бы выбор они ни совершил, он уже не будет тем Сергеевым, про которого написан этот рассказ. Мимолетной его юности пришел конец...