- Странно, - сказал Харкорт. - Их род живет там уже двести лет.
Харкорт продолжал разглагольствовать о Катманду, время от времени задавая вопросы, на которые Роб, как мог, отвечал. Однако, ему постоянно мерещилось, что Харкорт недоволен его ответами, а сэр Перси смотрит с подозрением. Роб смутился и стал говорить неуверенно, сбиваясь.
- Вы заметили его акцент? - вдруг сказал Харкорт.
- Да, необычный, - кивнул сэр Перси.
Роб взял себя в руки. Как глупо было надеяться, что ему удастся выйти сухим из воды. "Интересно, они сразу пошлют за полицией или подождут до конца пикника?" - раздумывал Роб.
- Очень необычный, - подтвердил Харкорт, хихикнув. - Типичный гнусавый выговор непальских поселенцев. Старина Дамбо Деннинг говорил точь в точь, как этот мальчик. Он умер, а сынок его пропал где-то, даже не вспомнил об отце. - Он покачал головой. - Люди забывчивы, мой друг.
- Это верно, - сказал сэр Перси и кивнул Робу, отпуская его. - А не раздобыть ли нам по чашечке чая, мой милый Харкорт?
Глава седьмая
РЕВОЛЮЦИОНЕРЫ
Лето в тот год выдалось чудесное, никто из старожилов не помнил такого. Дни стояли жаркие и ясные; даже если утром наползал туман, через
- 41
час солнце рассеивало его. Изредка собирались тучи, чтобы напоить землю коротким обильным дождем.
Скучать Робу не приходилось. Теперь у него была своя лошадь - серая в яблоках кобыла Песенка, и Роб с Майком вдоволь катались в окрестностях имения. Каждую неделю где-нибудь открывались ярмарки. Изумительные цветы, аппетитные овощи, фрукты выставлялись на суд зрителей в длинных павильонах. Конные состязания сменяли друг друга. Роб не участвовал в скачках, хоть он и научился ездить верхом довольно сносно, но до мастерства Майка ему было далеко. На реке близ Оксфорда прошла регата. Не остался обойденным и крикет; эта игра, давно забытая в Урбансах, своей медлительностью и педантичностью как нельзя лучше подходила к размеренной жизни Графства. И, конечно же, без конца устраивались пикники и вечеринки.
Один такой прием давался в честь ежегодного состязания лучников. Праздник проходил в двадцати милях от дома Гиффордов, в имении Верховного судьи, сэра Перси Грегори, который сам был искусным стрелком. Роб и Майк приехали за день до открытия и ночевали в палаточном лагере, разбитом в парке имения.
Утром Роб заявил, что хочет выступить. Майк удивленно посмотрел на него, но ответил:
- А что? Отличная мысль.
Однако, когда прошел минутный порыв бесшабашной смелости, Роб испугался и хотел отказаться от сумасбродной затеи. Да, ему нравилось стрелять из лука. Правда, Майк и здесь превосходил его, как и во всем остальном. Но стоило ли рисковать? Не разумнее ли было в его положении держаться в тени, оставаясь для всех просто кузеном Майка, приехавшим с Востока? Майк, впрочем, не согласился с ним:
- Наоборот! Если ты будешь сидеть тихо, как мышь, тогда уж точно начнутся пересуды. Слишком подозрительно.
Состязание проходило в шесть этапов. По жребию Роб и Майк оказались в разных группах. Сначала Роб нервничал, но быстро пристрелялся, рука стала тверже, и он даже заслужил аплодисменты особенно удачными выстрелами. В финале Роб был третьим, Майк - лишь одиннадцатым.
Сэр Перси вручил Робу малую серебряную медаль.
- Хорошо стреляешь, парень! - похвалил он. - Наверное, занимался в Непале?
Роба так и подмывало сказать, что три месяца назад он впервые в жизни увидел лук и стрелы.
- Чуть-чуть, сэр.
- Не вздумай бросать. У тебя отличные задатки.
Майк поздравил его довольно искренне. Поначалу, окрыленный победой, Роб не заметил странной перемены в настроении друга. Это была не обида, не зависть, скорее - изумление. Майк немало удивился тому, что Роб одолел его хоть в чем-то. Ученик превзошел учителя. Робу вдруг пришло в голову, что вся эта затея: привести в дом беглого мальчишку из Урбанса и выдавать его за джентри - была для Майка чем-то вроде спорта. И на Роба он смотрел как на забаву, а не живого человека со своими мыслями, чувствами, желаниями. Теперь, когда Майк был вынужден признать превосходство своего подопечного даже в такой ничтожной малости, он поневоле взглянул на него другими глазами. С уважением.
Роб немного обиделся, но ему не хотелось долго дуться. Пусть Майк считает себя непревзойденным, пусть задается. Главное, что Роб доказал: он не беспомощная игрушка капризного дитяти, он и сам кое-что умеет.
- 42
***
Вечером того же дня, когда они лежали в палатке, глядя на летучих мышей, носящихся в сумеречном небе, Майк вдруг стал расспрашивать Роба о его прежней жизни. Об Урбансе. Майк заговорил об этом впервые. Как и все в Графстве, он знал об Урбансе совсем немного, но достаточно, чтобы презирать этот мир толпы, мчащихся с сумасшедшей скоростью электромобилей, уличной толкотни, пьяных бунтов, отвратительных хрипов поп-музыки, головидения и кровожадных Игр. Мир, где ели искусственную пищу и наслаждались ею; где никто не знал, как себя вести, как одеваться, как поддержать учтивую беседу, да и вообще как правильно произносить слова. В Графстве знали, что этот ужасный мир существует, но предпочитали не вспоминать о нем и благодарили Создателя, что он избавил их от участи урбитов.
Майка интересовало все: семья Роба, его знакомые, одноклассники. Об отце Роба он сказал:
- Он, наверное, был очень одинок после смерти твоей матери.
- Да, наверное...
- Интересно, захотел бы он переехать в Графство когда-нибудь? Ведь он бывал здесь, когда встретил твою мать.
Роб никогда не задумывался об этом. В сущности, он совсем не знал маму, не знал, что у нее на душе. А если она всегда тосковала по прежней жизни? Может, после ее смерти отец все чаще вспоминал о счастливых днях в Графстве, и хотел вернуть их?
- Сейчас только Сезонники могут свободно пересекать границу, продолжал Майк. - Урбитам запрещено появляться в Графстве. Почему?
- Они сами не хотят.
- Ты же захотел.
Роб не осмелился сказать, что он не такой, как все. Нескромность, по канонам Графства, считалась смертным грехом.
- Ты представляешь, что будет, если они все прорвутся сюда? Шестьдесят миллионов! Со своими электромобилями, хоровым пением и пьяными разгулами.
- Ну, не все. Хотя бы часть.
- В Урбансах не понимают, что такое "часть". Они счастливы только, если все делают одно и то же в один и тот же час!
Роб поразился своей горячности, ведь, живя в Урбансе, он никогда не чувствовал себя несчастным. Пока не умер отец. Только теперь, когда вопросы Майка напомнили о прошлом, он с удивлением понял, насколько быстро привык к новой, такой удобной и полной роскоши жизни.
- Раньше я тоже так думал, - сказал Майк. - Но разве это правда? Люди в Урбансе, по твоим рассказам, не слишком отличаются от нас. Неужели там нет никого, кто хотел бы изменить свою жизнь, просто не знает, как? Может, твой отец тоже...
Роб забрался в спальник. Он слушал Майка рассеянно, убаюканный горделивыми воспоминаниями и приятной усталостью.
- Все равно ничего не исправишь, - сказал он, зевая.
- Может, и так, - ответил Майк. - Но...
Роб уже не слышал его. Он спал.
***
В сентябре они пошли в школу вместе. Школа находилась на территории древнего аббатства, утратившего свое религиозное предназначение еще во времена Генриха VIII, но многие первоначальные строения сохранились до
- 43
сих пор, и среди них - старинная церковь в готическом стиле с цветными витражами на окнах. Современные постройки, стилизованные под старину, идеально гармонировали с древностью. Приютился этот маленький городок в тихой долине среди зеленых холмов, и в ясные дни оттуда можно было увидеть далекие очертания Уэлльских гор.