Однако отсутствие энтузиазма, проявленное месье Шарлем, решало вопрос. Неспособная долго сосредоточиться на одной мысли, беспечная креолка решила развеселить нахмурившегося любовника и стала щекотать ему подмышки.
Отставной капитан, поняв, что опасность миновала, вздохнул с облегчением».
Как всегда, ночь прошла бурно, и любовники в сладостном изнеможении заснули.
Бегство Наполеона из Египта
А на следующий день, 10 октября 1799 года, Наполеон прибыл в Париж.
Финал его злоключений в Египте и Сирии Поль-Мари-Лоран де л’Ардеш описывает так:
«Бонапарт послал парламентера к английскому адмиралу. Тот прислал ему номер французской газеты от 10 июня 1799 года. Наполеон, который жаловался, что давным-давно не имеет никаких известий из Франции, жадно принялся за чтение листка. Он увидел из него печальное положение дел республики и поражение ее войск, которых в ту пору бил Суворов в Италии, и вскричал: „Так и есть! Предчувствие не обмануло меня! Италия пропала!!! Экие негодяи! Все плоды наших побед потеряны! Приходится мне ехать”.
С этой самой минуты он решился возвратиться в Европу и сообщил свое намерение Бертье и адмиралу Гантому, которому поручено приготовить два фрегата, „Мюирон” и „Каррер”…
Желала ли Директория возвращения Бонапарта, отъезд которого она видела с таким удовольствием? Говорили, что Трельяр, Ларевельер-Лепо и Баррас писали Наполеону, и будто это-то письмо и заставило его решиться оставить Египет. На этот счет существует столько разноречивых показаний, что согласовать их трудно; нам кажется всего вероятнее то, что Наполеон, отказавшийся от своих видов на Восток неудачей сирийской кампании и извещенный о ходе дел и расположении умов во Франции, предположил, что наступило уже время обнаружить свои честолюбивые виды и обратиться на Запад».
Бросив остатки своей армии, Наполеон отплыл из Александрии 23 августа 1799 года. С собой он взял лишь генералов Бертье, Мармона, Бессьера, Мюрата, Ланна и Андреосси, верного Дюрока и Эжена де Богарне, а также любимых ученых Монжа и Бертолле. Чудом успользнув от британских кораблей в Средиземном море, 6 октября он сошел на французский берег в районе Фрежюса.
Портрет Наполеона в его рабочем кабинете. Художник Жак-Луи Давид
Многие осудили Наполеона за этот поступок.
Генерал Клебер, например, которого Наполеон оставил вместо себя во главе армии, взорвался:
– Наш командир бежал, как напроказивший лейтенант, узнав, что слухи о его долгах и разных неблаговидных проделках становятся главной темой разговоров в гарнизонных кофейнях.
Историк Виллиан Слон пишет:
«Великий беглец без труда уверил себя, что совершает геройский подвиг, рискуя жизнью для спасения Франции, так как по Средиземному морю сновали взад и вперед английские крейсеры. Разумеется, он сам мог руководствоваться при этом такими соображениями: „Предполагалось устроить в Египте колонию, и эту задачу он выполнил. Возвращаясь во Францию, он пользовался правом, которое было ему предоставлено Директорией, и делал только то, что было решено уже заранее”. Ему незачем было, однако, ждать приговора потомства, чтобы уяснить себе недостойность подобного образа действий по отношению к египетской армии. Не подлежало сомнению, что Наполеон выказал бы себя в большей степени героем, если бы остался в Египте и разделил с ней последствия проекта, почин которого в такой значительной степени принадлежал ему самому. Это нашептывала Бонапарту и собственная его совесть. Он не решался даже проститься с блестящим генералом и талантливым администратором, которого оставил своим заместителем в Египте».
По словам историка Андре Кастело, армию «развлекло это тайное бегство с квартиры без уплаты за постой». После этого у генерала появилось новое прозвище – генерал Bonattrape, то есть «Большой хитрюга».
Впрочем, нашлись и те, кто оправдал Наполеона. Например, Стендаль написал следующее:
«Что касается другого его поступка, гораздо более серьезного, – того, что он бросил в Египте свою армию на произвол судьбы, – то этим он, прежде всего, совершил преступление против правительства, за которое это правительство могло подвергнуть его законной каре. Но он не совершил этим преступления против своей армии, которую оставил в прекрасном состоянии, что явствует из сопротивления, оказанного ей англичанам. Наполеона можно обвинять только в легкомыслии: он не предусмотрел, что Клебер мог быть убит, в результате чего командование перешло к бездарному генералу Мену. Будущее выяснит, вернулся ли Наполеон во Францию по совету некоторых прозорливых патриотов, как я склонен предположить, или же он сделал этот решительный шаг, руководствуясь исключительно своими собственными соображениями. Людям с сильной душой приятно представлять себе, какие чувства волновали его в ту пору: с одной стороны, честолюбие, любовь к родине, надежда оставить славную память о себе в потомстве, с другой – возможность быть захваченным англичанами или расстрелянным. Какая нужна была твердость мысли, чтобы решиться на такой важный шаг, исходя единственно из предположений! Жизнь этого человека – гимн величию души».