– Что «тьфу»? Что «тьфу»? – затараторил уже полностью пришедший в себя Гаврилкин, – Это я тебе об опасности, можно сказать, сигнализировал. Я из-за тебя горло надорвал, а ты еще фукаешь…
– Да кому оно нужно, твое горло… – процедила Тамарка, встала, отряхнулась, и вдруг сообщила мне ужаснейший приговор. – Вот так, Верка. Они все слабаками оказались, а ты – человек! Я теперь за тебя горой! Мы теперь с тобой настоящие, большие подруги. Поняла?
В том, что эта роковая фраза – приговор к каторжным работам, я поняла тем же вечером. Телефон протяжно взвыл и низким голосом Крючковой сообщил, что собирается делать уроки вместе со мной.
– Мучатся, так вместе! Тем паче, живем-то неподалеку… – пояснила свое желание Тамарка и напросилась в гости. Мне как-то не пришло в голову отказать.
И началось…
Учила уроки Тамарка наиужаснейшим из всех возможных способов: досконально. О том, что, прочтя пару первых предложений каждого абзаца, уже можно судить о содержании параграфа, эта ненормальная даже не догадывалась. Она с маниакальным упорством внимательно изучала каждое слово и пересказывала мне потом то, что запомнила.
– Зачем? Ведь историк задает только те вопросы, что написаны в конце параграфа. Давай их и разберем! – пыталась поделиться опытом я.
– Ты что?! – от такого предложения Тамарка пришла в ужас. – Я так ничего не пойму! Нет, вы слышали, – моя мама, зашедшая предложить чай, тут же была призвана в свидетели. – Вера – гений! Она умеет, не читая параграф целиком, отвечать на вопросы…
– Верочка, у тебя совесть есть?! – мама, конечно, расстроилась. – Кто-то старался, писал учебник. Да всего сто лет назад, люди клали жизни, на то, чтоб раздобыть знания. А ты, имея их под рукой, воротишь нос!
Мне тут же представились немощные старцы, потратившие жизни на поиски знаний, и перед самой смертью спешно, дрожащими руками, печатающие на стареньких ноутбуках наш учебник истории. Они очень торопились, чтоб успеть записать свои знания, старались, чтобы я не осталась полной тупицей… В общем, я устыдилась.
В результате, когда Тамаркин папа позвонил и сообщил, что Крючковой уже целых полчаса назад нужно было быть дома, мы выучили только три урока из пяти заданных. И, конечно же, несделанными остались главные – инглиш и алгебра. Я еле успела списать их у Аленки на перемене и ужасно переволновалась.
И, хотя потом я приучила Тамарку делать сначала самые важные уроки, вдвоем с ней мы все равно тратили на домашку непозволительно много времени. Но не прогонять же Крючкову? Ведь она так искренне считала, что нужна мне.
Увы, совместным деланием уроков наша «дружба» не исчерпывалась. Отныне и навсегда Тамарка решила опекать меня и защищать от любых насмешек.
– Андреева, о чем задумалась? – как-то историк неудачно пошутил, изумившись моему отсутствующему виду. – О прынце на белом коне? Так ты ему сто лет не будешь нужна, если историю не выучишь… Прынцы, они ведь ценят образованных…
Кто-то из мальчишек мерзко захихикал.
– Да вы что! – вся трясясь от возмущения, подскочила Тамарка. – Вы же не знаете, о чем она думает. Может, как раз об истории. Зачем же сразу принижать!
– Тамара, перестань! – я вынуждена была вмешаться. – Я не об истории… Нужна она мне! Успокойся!
В результате обе мы получили замечания, и еще долго считались историком главными нахалками класса. Или вот еще дурацкий случай:
– «Мне нужен труп, я выбрал вас, до скорой встречи, Фантомас!» – кто-то подбросил мне на парту эту глупую записку.
– Кто это сделал?! – на весь класс загремела Крючкова. – Кто?! Ты? – отчего-то почерк показался ей Якушевским. – Иди сюда!
И до самого звонка Тамарка взбесившейся гиеной прыгала по кабинету, круша все на своем пути. А Якушев – хохоча и гримасничая, носился между партами, периодически, кривляясь, падал на колени и издевательски кричал мне:
– Вели помиловать, не вели казнить! Отзови свою килершу, а то покусает!!! Ну же, командуй: «Крюгер, к ноге!» Спаси меня, грешного!
Не знаю как вам, но мне такие сцены кажутся омерзительными. И, хотя Якушев потом извинился и за записку, и за глупые высказывания, осадок от всего этого все равно остался неприятный. За глаза мальчишки стали дразнить меня «рабовладелицей». А Тамарку больше не считали «своей» и давно уже окрестили «чокнутой».
Кроме того, Крючкова совершенно не следила за своей речью:
– Хватит репу чесать! – на всю раздевалку кричала она мне, если я решала причесаться перед выходом на улицу. – Пошли уже! Мы ж тебя ждем!