последних в заблуждение, а то и готовили крупномасштабные диверсии (которые, как нетрудно догадаться, были предотвращены в последний момент). Однако упоминание публикаций в ведущих мировых журналах,
приложенные статьи, фотографии архитектурных макетов и даже чертежи позволяют сделать вывод о том,
что потеря этих людей была серьезным ударом не только для отечественной, но и для мировой науки.
Это признание не должно вести к идеализации любого из немецких ученых, оказавшихся в СССР — такая
версия была бы всего лишь вариантом теории «культуртрегерства». Наряду с идеалистическими
устремлениями в их действиях присутствовали и личные амбиции, и корыстные мотивы. Врач Адольф Босс,
прибывший весной 1934 г. в Москву, выражал не только восторги, но и недовольство своими со-
отечественниками: «Тут имеются специалисты, мнящие о себе, что они приехали, так сказать, как носители
прогресса, для того, чтобы колонизировать, и нагло подчеркивающие свои привилегии. Вероятно, есть и
такие товарищи, которые сразу же осмеливаются давать даже политические советы и требовать для себя
соответствующей карьеры»95. Приведенная цитата из частного письма является лишним подтверждением
того, как важно историку при исследовании социальных движений и групп не потерять из виду конкретных
судеб, чтобы избежать опасности «не увидеть за лесом отдельных деревьев».
О трагической судьбе инженера Эдуарда Шейбе, отсидевшего 6 лет в германской тюрьме за промышленный
шпионаж в пользу СССР и расстрелянного в Бутово, уже шла речь выше. Эрна Виндт прибыла в СССР уже
после того, как вместе с мужем два года отрабо
Письмо жене от 24 апреля 1934 г. Выдержки из переписки были направлены родными Босса в качестве оправдательного
материала в органы НКВД и сохранились в его следственном деле.
49
тала радисткой в Японии. Затем она еще год провела в Португалии, на сей раз с фиктивным мужем, также на
секретной радиостанции Разведывательного управления Красной Армии. Приехав в Москву, она ждала
нового назначения на нелегальную работу за границей, но дождалась только собственного ареста.
Интересы советской разведки, Коминтерна и органов госбезопасности были так тесно переплетены, что
выяснение истины невозможно без обращения к архивам этих организаций. Приведем только один пример: в
следственном деле Павла Виндзберга сохранилось его письмо начальнику Иностранного отдела ГУГБ НКВД
А. X. Артузо-ву, в котором тот ручался за Натана Лурье, одного из своих соратников по нелегальной работе в
Берлине. Несколько позже этот человек, член КПГ и профессор медицины, станет одним из обвиняемых на
первом показательном процессе. Его поведение дало повод Троцкому считать его «подсадной уткой»,
которая обеспечивала нужный ход судебного заседания. Возникает предположение о том, что Натан Лурье в
ходе процесса совершал очередной «подвиг разведчика», хотя и заплатил за него смертным приговором.
Подтвердить или опровергнуть эту гипотезу смогут только архивные материалы, и по сей день остающиеся
недоступными для историка.
5. Еврейская ветвь эмиграции
На основе АСД можно достаточно точно установить гражданство обвиняемых, поскольку наличие личных
заявлений и официальных документов позволяет устроить их «перекрестный допрос». Гораздо труднее
обстоит дело с национальностью — если она не была утверждена соответствующей графой советского
паспорта, то могла стать основой как сознательных фальсификаций, так и неосознанных мистификаций. В
условиях первичной паспортизации в СССР рубежа 20-30-х гг. многие записывали свою национальность так, как хотели, исходя из самых разных критериев — языка, этнической принадлежности родителей, места
рождения и проживания.
Поэтому автор отказался от попыток выделения в базе данных соответствующей строки. И все же особо
следует сказать о евреях, прибывавших из Германии в СССР. Вопрос об их национальности вставал как раз в
контексте преследований со стороны нацистского режима, хотя сами эмигранты не связывали ее ни с
религией, ни с культурно-исторической традицией. В базе данных — свыше 30 евреев, прибывших в СССР
после прихода Гитлера к власти, хотя эти данные, конечно, ни в коей мере нельзя считать полными.
50
Ключевую роль в еврейской эмиграции из Германии играла организация «Агроджойнт», базировавшаяся в
США и имевшая представительство в европейских странах, в том числе в СССР96. Новейшие публикации
документов пусть не до конца, но все же прояснили позицию советского руководства в данном вопросе.
Первоначально Советский Союз, не желая обострять и без того конфликтные отношения с гитлеровской
Германией, отказался включиться в международную кампанию по приему беженцев-евреев. Еще одним
аргументом было то, что «социальный состав этих беженцев (представители свободных профессий, мелкие
торговцы, городские ремесленники и торговые служащие) делает их малопригодным материалом для эми-
грации в СССР»97.
Тем не менее к середине 1936 г. по запросам различных организаций в Советский Союз прибыло 75-80
евреев-специалистов, около 50 из них работали врачами98. В нашей базе данных — еврейские врачи из
Германии Адольф Босс, Эрнст Вайсенберг, Лотар Вольф, Вальтер Домке, Зигфрид Гильде, Гильда и Эрвин
Маркуссон, Йозеф Рубенс, Макс Хейтеман, Эрих Штернберг. Они приезжали, как правило, через третьи
страны, оформляя там при помощи «Агроджойнта» все необходимые документы. В Советском Союзе
приглашающей стороной являлась иностранная комиссия Наркомздрава во главе с профессором В. М.
Броннером, всемирно известным врачом-венерологом, позже репрессированным.
Материалы следствия показывают, что, несмотря на незнание русского языка, еврейские врачи отлично
интегрировались, публиковали научные труды, передавали свой опыт советским коллегам. Научный
сотрудник Института психиатрии имени Ганнушкина доктор медицины Эрих Штернберг писал в 1953 г.
Берии, требуя немедленной реабилитации: «Я просил от чистого сердца и с честными намерениями
убежища именно в Советском Союзе, ибо я правильно понял, что только здесь я смогу найти применение
своей науке, своим знаниям, что только здесь смогу найти новую родину, без которой человек не может
творчески работать». Подъем по карьерной лестнице прибывших из Германии врачей высшей квалификации
вызывал зависть у советских коллег, что стимулировало как индивидуальные доносы,
96 Tischler С. Op. cit. S. 65-86.
97 Записка С.Чуцкаева и Н.Крестинского И.Сталину от 30 июня 1936 г. // Вестник Архива Президента Российской Федерации.
СССР-Германия. 1933-1941. М., 2009. С. 145.
98 Там же. В записке подчеркивалось, что в настоящее время ведутся переговоры о приглашении в СССР еще большего числа
специалистов еврейской национальности.
51
так и негативные характеристики по запросам из НКВД от учреждений, где они работали.
В названное выше Сталину число приглашенных специалистов не входили немецкие беженцы-евреи,
прибывавшие в СССР по линии воссоединения семей или как политэмигранты, а также те евреи, которые,
проживая в Веймарской республике, получили советское гражданство как родившиеся на территории
Российской империи. Каждый из них мог немало рассказать о фактах преследования и дискриминации по
расовому признаку, и в ходе допросов они делали это, рассчитывая вызвать сочувствие и снисхождение
следователя, подобно тому, как коммунисты рассказывали о своих революционных подвигах.
Первыми почувствовали изменение отношения к себе в Германии представители творческой интеллигенции