сотрудники посольства требовали от людей, попавших в трудную ситуацию, выполнения разного рода
«домашних заданий». Было бы наивным предполагать, что германские дипломаты не использовали своего
положения для получения информации разведывательного характера. Эта тема практически не изучена в
литературе, так как архивные фонды разведки Третьего рейха не сохранились.
Визиты германских подданных в консульский отдел давали удобную возможность получить хоть какие-то
сведения о ситуации в России. В своих донесениях в Берлин дипломаты подчеркивали, что с середины 30-х
гг. условия их работы в этой стране радикально ухудшились. Посольства превращались в осажденные
крепости, всячески пресекались любые контакты их сотрудников с местным населением157. В условиях
тотальной закрытости советской системы ценность стали представлять вполне невинные с современной
точки зрения вещи — названия заводов и их расположение, настроения населения, транспортная
инфраструктура. Очевидно, что ответы на эти вопросы не являлись шпионажем в обычном смысле слова, но
в условиях немецкой операции НКВД становились исходной точкой для обвинительного приговора.
Сбор информации проводился в ходе праздников, на которые приглашали немецкую колонию в Москве, а
также в ходе индивидуальных встреч сотрудников консульства со своими «источниками». Немецкие рабочие
и инженеры, все еще далекие от советской шпио
Тайны дипломатии Третьего рейха. С. 517.
91
номании, охотно шли на подобные контакты, тем более что новости, которые они сообщали, вряд ли можно
было отнести к разряду государственных или военных тайн. Ситуация мало изменилась и после прихода к
власти Гитлера — для большинства проживавших в СССР немецких специалистов данное событие на
первых порах представлялось очередной сменой правительства, которая не изменила их отношения к родной
стране. Естественно, что это не касалось политэмигрантов, которые всячески избегали встреч с
«фашистами».
Чаще всего в качестве «резидентов германской разведки» в АСД упоминаются имена реальных сотрудников
посольства. Лидирует по частоте упоминаний секретарь консульского отдела Карл Деппе, переведенный в
конце 1937 г. на работу в Токио, на втором месте — руководитель того же отдела в 1934-1937 гг. Герберт
Гензель. Последний являлся «доверенным лицом НСДАП» в посольстве. Вопрос о том, были ли они
кадровыми разведчиками, можно считать решенным — в трофейных материалах, попавших в СССР, таких
данных не было обнаружено158. Деппе активно приглашал представителей немецкой колонии в Москве на
вечера, которые устраивались в посольстве по государственным праздникам. На допросах обвиняемые
признавали, что там «хорошо угощают немецким пивом».
Отношение сотрудников консульского отдела германского посольства к своим подопечным, если опираться
на протоколы допросов последних, было выдержано в традициях прусской бюрократии. Должное уважение
оказывалось профессорам и ученым, инженерам и лицам с высшим образованием. Еврейским врачам,
получившим в СССР принудительную выездную визу, участливо советовали не возвращаться в Германию, а
перебраться в безопасные третьи страны. И это притом что консульствам запрещалось визировать и прод-
левать паспорта лицам, попавшим в разряд «неарийцев». Впрочем, в АСД сохранились и отдельные случаи
инициативной борьбы за «чистоту расы». Так, в продлении паспорта было отказано болгарину по крови
Железко Перфанову, который получил германское подданство во время работы в Берлине в 1929 г. В данном
случае сотрудники консульства явно превышали пределы своих компетенций — «государство произвольных
решений» торжествовало над «государством правовых норм» даже в отдельно взятом чиновничьем
кабинете159.
158 Соответствующая справка 1956 г. находится в деле Альфреда Зегнера. В справке наряду с Деппе и Гензелем упоминаются
Август Метцгер и Павел Генер, проработавшие в посольстве до 1941 г.
159 О «двойном государстве» эпохи нацизма как политологической категории см. Fraenkel Е. Der Doppelstaat. Frankfurt am Main, 1974.
92
Достаточно часто в консульство приходили работавшие по контракту специалисты, чтобы оформить
германское гражданство для своих жен. Еще в 1933 г. это не было связано с особыми трудностями — русская
жена приехавшего в составе большой группы строителей Клауса Зубклеве вначале получила германский
паспорт, а потом из-за семейных неурядиц от него отказалась. Позже процедура значительно усложнилась, и
здесь бюрократические препоны чинила как советская, так и германская сторона. Формовщик завода имени
Кагановича в подмосковном городе Люблино Генрих Экштейн несколько раз обращался в посольство с
просьбой разрешить выезд в Германию своей супруге, но так и не добился желаемого результата.
Для многих специалистов из Германии именно нежелание разрывать отношения с любимым человеком
становилось аргументом в пользу принятия советского гражданства, даже если жизнь в СССР им совсем не
нравилась. В 1934 г. Христиан Шефер и Герман Вебер обращались в посольство с просьбой предоставить
германское подданство своим русским женам, но получили отказ — и выбрали страну социализма. Через три
года оба получили по 10 лет лагерей. Сотрудники консульства заявляли, что не могут помочь и при
оформлении германского подданства детей, родившихся от смешанных браков. Ученый-химик Ганс Гельман
безуспешно пытался вывезти за границу своего малолетнего сына, ему объяснили, что «по советским за-
конам, если один из родителей имел советское гражданство во время рождения ребенка, то ребенок является
советским подданным, и этот вопрос мы разрешить не можем».
Посольство не информировало государственные органы СССР о том, что тот или иной эмигрант лишен
германского подданства, но делало это по запросам НКИД. Бывшего социал-демократа Пауля Франкена
приговорили к высылке из СССР, но затем следователям стало известно, что его лишили германского
гражданства, и Франкен отправился в ГУЛАГ, откуда уже не вернулся. Инженер, член КПГ с 1919 г. Рихард
Даниэль узнал о том, что лишен германского гражданства в ноябре 1937 г., когда пришел в посольство
продлевать свой паспорт — «паспорт отобрали и выдали справку об исключении из подданства Германии».
После этого он до ареста жил без документов, ведь для того, чтобы подать заявление на получение
советского гражданства, надо было сдать в ОВИР национальный паспорт. У таких «бывших иностранцев»
шансов спастись от всевидящего ока органов госбезопасности практически не было.
Несмотря на все усилия партийных и государственных структур по изоляции и дискредитации
«представительств враждебных государств» в Москве, все же сохранялись известные границы уважения
93
дипломатического иммунитета, поставленные высшей властью. Глава НКИД Литвинов выступил против
того, чтобы при подготовке сценария одного из показательных процессов протягивать нити преступления
(получение бомбы для террористического акта) в германское посольство160. Хотя подобные обвинения
возникают в нескольких десятках АСД, они являлись результатом инициативы низовых сотрудников органов
госбезопасности и само посольство об этом, конечно, информации не получало.
Консульский отдел германского посольства контактировал даже с политэмигрантами. Если в ходе следствия
на вопрос о контактах с посольством обвиняемый давал утвердительный ответ, то именно это
обстоятельство становилось той осью, на которую в дальнейшем наматывалась паутина
фальсифицированных обвинений. Даже те из эмигрантов, которые никогда не посещали германское