Hamburg, 2004.
27 Хартманн А. Советский Союз: мечта или кошмар. Немецкие авторы о своей жизни в советской эмиграции // Россия и
Германия в XX веке. Т. 2. М., 2010. С. 293-340.
28 Mensing W. Von der Ruhr in den GULag. Opfer des Stalinschen Massenterrors aus dem Ruhrgebiet. Essen, 2001; Stark M., Die Gezeichneten. Gulag-Häftlinge nach der Entlassung. Berlin, 2010; Plener U. Leben mit Hoffnung in Pein. Frauenschicksale unter Stalin.
Frankfurt am Oder, 1997.
29 Schafranek H. Zwischen NKWD und Gestapo. Die Auslieferung deutscher und oesterreichischer Antifaschisten aus der Sowjetunion an Nazideutschland 1937-1941. Frankfurt am Main, 1990; Mensing W. Eine „Morgengabe" Stalins an den Paktfreund Hitler? Die Auslieferung deutscher Emigranten an das NS-Regime nach Abschluß des Hitler/ Stalin-Pakts — eine zwischen den Diktatoren arrangierte Preisgabe von „Antifaschisten"? // Zeitschrift des Forschungsverbundes SED-Staat. 2006. Nr. 20. S. 57-84.
30 Белковец Л. П. «Большой террор» и судьбы немецкой деревни в Сибири (конец 1920-х-1930-е гг.). М., 1995; Ченцов В. В.
Трагические судьбы. Политические репрессии против немецкого населения Украины в 1920-1930-е гг. М., 1998.
12
ей шпионских гнезд и контрреволюционных заговоров? Есть ли вообще смысл читать каждое из этих дел
«от корки до корки», изучать каждый протокол в отдельности, отдавая себе отчет в том, что перед нами —
микрочастица масштабной фальсификации? Или достаточно извлечь из них «упрямые факты», т. е.
биографические и статистические данные, чтобы на этой основе построить «типологию большого террора»?
Ряд исследователей предпочитают идти именно по такому пути, утверждая, что «нет смысла вникать во все
сфабрикованные НКВД дела в отношении немцев,... важнее проследить типичные судьбы репрессированных
немцев»31. Автор солидарен с иной позицией С. В. Журавлева, который в своем источниковедческом очерке
подчеркивает, что «сохранившийся многотысячный комплекс следственных дел представляет
исключительное значение для исследователей советской эпохи, и далеко не только в плане изучения
собственно истории политических репрессий»32. Однако для того, чтобы из этого источника вычленить
правду, а не ложь, при работе с ним следует пользоваться особыми приемами, прежде всего «методикой
двойной перепроверки данных»33.
Здесь не может быть готовых рецептов и однозначных ответов. Очевидно, что использование того или иного, генерализирующего или индивидуализирующего подхода к источнику зависит от поставленных
исследователем задач. Структура предлагаемой читателю работы соответствует ключевым проблемам, с
которыми приходится иметь дело историкам, занимающимся эмиграцией в СССР и технологией «большого
террора». В первой части речь пойдет о «предыстории» репрессий — и в отношении немецких эмигрантов
как социальной группы, и применительно к отдельным людям. Во второй части внимание сосредоточено на
динамике и механизме немецкой операции, методах следствия и градации приговоров, на социально-
психологических последствиях террора. Заключительная часть книги содержит несколько очерков,
посвященных немецким жертвам репрессий, биографии которых по тем или иным причинам показались
автору выдающимися или, наоборот, типичными. В приложении приводятся краткие данные на лиц,
следственные материалы которых легли в основу настоящего исследования, выделены родственные группы,
представлены результаты статистической обработки этих материалов по «немецким делам».
31 Ченцов В. В. Указ. соч. С. 115.
32 Журавлев С. В. Современные методы и новые источники изучения истории России XX века. М., 2010. С. 126-127.
33 Там же. С. 164.
13
Каждый из историков, который обращается к данной теме, сталкивается с принципиальным вопросом —
кого считать «немцем», где проводить границы источниковой базы исследования. Перед ним оказывается
достаточно широкий спектр критериев: национальная самоидентификация, гражданство, длительность
пребывания в Германии и т. д. Наиболее очевидны различия между «российскими немцами» и немецкими
эмигрантами, эти группы жертв политических репрессий рассматриваются, как правило, раздельно.
Мы сосредоточим наше внимание на представителях второй группы, хотя и понятие «эмигранты»,
употребляемое российскими историками, и принятое в Германии понятие «имперские немцы» не могут в
полной мере описать ее специфику. Дело в том, что эмигранты делились на германских подданных, лиц,
лишенных подданства, и лиц, принявших советское гражданство. Это разделение представляется достаточно
важным, ибо различия в правовом статусе определяли специфику следствия и характер приговора после
ареста этих людей.
Этническая составляющая выходцев из Германии («немцы по крови») в процессе исследовательской работы
потеряла характер доминирующего критерия. В самой Германии после Первой мировой войны проживало
значительное количество иностранцев, в том числе и из бывшей Российской империи. Они активно
участвовали в экономической, общественной и политической жизни страны, а при приезде в Советскую
Россию чувствовали себя немцами независимо от национальности своих родителей. Более строгий подход
предлагает Олег Дель, считая немецкими эмигрантами только лиц, «постоянно проживавших в Германии и
имевших германское гражданство, приехавших по экономическим, политическим или иным мотивам на жи-
тельство в СССР и сохранивших здесь свое прежнее либо принявших советское гражданство»34.
По данным посольства Германии, в 1935 г. в СССР проживало 11 327 немецких подданных, из них около
4000 — в Москве35. В результате активной кампании по переводу иностранцев в советское гражданство их
число заметно уменьшилось36, и на начало 1937 г. в СССР проживало только 4015 граждан Германии.
Согласно статистическим сводкам центрального аппарата НКВД 608 из них было
34 Дель О. Указ. соч. С. 15.
35 Pinkus В., Fleischhauer I. Op. cit. S. 197.
36 По данным гестапо, к 1939 г. гражданами СССР стало около тысячи немцев, прибывших в страну, начиная с конца 20-х гг.
Эта цифра представляется явно заниженной. - См. Mensing W. Die Vernehmungsprotokolle der "Russlandrueckkehrer" - eine unausgeschoepfte Fundgrube im Politischen Archiv des Auswaertigen Amtes //Jahrbuch zur Geschichte der Arbeiterbewegung. Berlin.
2003/III. S. 155.
14
арестовано с июля 1937 по декабрь 1938 г. Приводя эти данные, Н. Охотин и А. Рогинский считают их
неполными и предполагают, что в период «массовых операций» было арестовано 660-700 граждан
Германии37. Это почти полностью совпадает с данными посольства этой страны38. Из них за пределы СССР
было выслано 622 человека, т. е. практически все арестованные39.
Политэмигранты, даже остававшиеся гражданами Германии, в эту статистику, как правило, не включались, так как прибывали в Советский Союз по подложным документам и не проходили регистрацию в посольстве.
По данным Каролы Тышлер, к 1936 г. в СССР находилось 4,6 тыс. немецких политэмигрантов40. К
сожалению, мы не можем сказать, какое количество из них стало советскими гражданами к началу большого
террора.
Использованное в тексте понятие «политэмигранты» шире, чем только круг лиц, находившихся на
попечении советского отделения Международной организации помощи революционерам (МОПР) — статус
политэмигранта получал далеко не каждый из тех, кто его заслуживал. Этот статус подразумевал прежде
всего социальную помощь — пенсию или пособие, проживание за счет МОПРа. В нашем понимании к ним
относились все те, кто прибыл, спасаясь от полицейских репрессий в Германии за свою партийную и
политическую деятельность, получив на это разрешение КПГ или соответствующей организации МОПР за
границей.
При трудоустройстве и принятии советского гражданства иностранных коммунистов и революционеров
лишали опеки МОПРа, их переводили в ряды ВКП(б). Политэмигранты же оставались иностранными