биографии.
Пусть минимальный, но все же шанс освобождения давала активная позиция близких арестованного
человека. Благодаря тому, что ее муж бомбардировал письмами все инстанции, неоднократно писал и
Димитрову, и Сталину, была выпущена из лагеря Анна Эттерер317.
См. Мюллер Р. Преследуемые при Гитлере и Сталине: мюнхенские коммунисты Анна Эттерер и Франц Шварцмюллер // Люди
между народами. Действующие лица российско-германской истории XX века. М., 2010. С. 40-51.
183
После ареста инженера завода «Тизприбор» Ганса Шлосберга его отец, известный химик, 19 мая 1939 г.
добился приема у заместителя прокурора СССР Г. К. Рогинского и смог убедить того в невиновности своего
сына — «еврея и антифашиста». После этого развернулась подковерная борьба между прокуратурой и
органами госбезопасности, нашедшая свое отражение в АСД. По протесту прокурора дело Шлосберга было
снято с повестки дня ОСО, но лишь 7 марта 1940 г., после почти трех лет пребывания в предварительном
заключении, вышло постановление Военной прокуратуры о его освобождении.
Особым случаем «бериевской реабилитации» являлся пересмотр приговора по заявлению осужденного и
возвращение человека из лагеря. Такую возможность открывали ноябрьские постановления 1938 г., в ряде
случаев инициатива к пересмотру исходила от особоуполномоченного НКВД МО, который исполнял
функции внутреннего контроля (Артур Гертрампф). Однако органы госбезопасности предпочитали беречь
«честь мундира», под любым предлогом отказывая в разборе дела по существу. Нередко процесс пересмотра
дела останавливался на полпути. Гельмут Кадеман вышел из нацистского концлагеря, где его жестоко
избивали, полным инвалидом. В конце 1937 г. его отправили в Карлаг, одно из его писем с жалобой на про-
извол следствия Георгий Димитров переправил Вышинскому. Началась проверка, в ходе которой оказалось, что Кадеман вообще не владел русским и не понимал, чего от него хотел следователь. Бюрократическая
неспешность, а затем и начавшаяся война привели к тому, что вопрос разрешился сам собой — 12 октября
1942 г. Кадеман умер в лагере318.
Георг Шудлик постоянно конфликтовал с полицией Веймарской республики, а в ходе следствия живописал
свои подвиги, в результате которых остался с одной рукой и одним глазом. В 1920 г. во время боев в Верхней
Силезии, когда решался вопрос о ее разделе между Германией и Польшей, он участвовал в убийстве 11
жандармов. Чтобы избежать ареста, Шудлик вскрыл себе вены и был отправлен в больницу. Год спустя
неугомонный активист убил директора шахты, посчитав его виновным в преждевременной смерти своего
отца-шахтера. Позже, став боевиком КПГ (он работал в так называемом «чекистском отделе»), Шудлик
застрелил полицейского. В 1932 г., когда грехов накопилось слишком много, его отправили в эмиграцию, 8 апреля 1940 г. следственная часть УНКВД предложила снизить срок Кадема-ну до фактически отбытого — инвалид в лагере
почти все время находился в лазарете. Однако Особое совещание приняло решение провести по делу дополнительную проверку.
184
предупредив вероятный арест. Столь боевая биография могла показаться выдумкой, но отдел кадров ИККИ
подтвердил ее основные вехи, и Шудлик был освобожден из лагеря319.
Тому, что на тот или иной случай органы прокуратуры обращали внимание, способствовало счастливое
стечение самых различных обстоятельств, как, например, масштабная проверка деятельности Кунцевского
райотдела НКВД, начавшаяся после ареста его руководителей. Фрида Голланд была домохозяйкой, ее муж
сражался в Испании, сыновья Вилли и Роберт осваивали специальность токаря. Все трое были арестованы и
осуждены в один день. Вилли и Роберт оказались вместе в Карлаге, в лагпункте Долинка. Оттуда они
постоянно слали заявления во все инстанции, настаивая на том, что репрессированы незаконно. Заявления
были переданы в Кунцевский райотдел, где уже работала высокая комиссия из Москвы. Протесты
прокуратуры по всем трем делам были подписаны самим Вышинским 15 мая 1939 г. Прошел еще почти год,
и в один день Фрида, Вилли и Роберт получили решение об освобождении из лагеря.
С Кунцевским районом связан и единственный случай посмертной реабилитации немца, попавшего в нашу
базу данных. Карл Бидерман, пенсионер из Кунцево, умер в лагере 9 января 1939 г., менее чем через месяц
туда пришло постановление об отмене приговора. Когда после смерти Сталина реабилитация станет
массовой, своего оправдания не дождутся сотни тысяч канувших в небытие жертв ГУЛАГа.
2. Заступники из Коминтерна
Выше уже разбирался вопрос о том, в какой мере представительство КПГ и отдел кадров ИККИ принимали
участие в отборе жертв репрессий 1937-1938 гг. Во властной пирамиде СССР эти структуры занимали
положение, не сравнимое с положением органов государственной безопасности, что, однако, не позволяет
говорить о них как о безмолвном объекте большого террора. В его первые месяцы руководители КПГ были
уверены в том, что «невиновных в Советском Союзе не арестовывают», но затем к ним постепенно
приходило
319 В АСД содержится справка из отдела кадров ИККИ от 25 сентября 1940 г. в ответ на запрос прокурора, который, в свою
очередь, был инициирован письмом Шуд-лика из лагеря, где тот описал все свои революционные заслуги. Жизнь на свободе
продолжалась для немецкого боевика чуть больше года — в сентябре 1941 г. Шудлик был арестован вновь и умер в тюрьме еще
до вынесения приговора.
185
прозрение320. Проводя селекцию потенциальных жертв и регулярно снабжая «компроматом» НКВД, они в то
же время пытались воздействовать на ход следствия там, где это представлялось необходимым и возможным.
Бессмысленно в данном случае прибегать к количественным сравнениям и в силу фрагментарности
источниковой базы, и из-за невозможности вывести сопоставимые единицы измерения «доносительства» и
«заступничества».
Не имея возможности напрямую обращаться к государственным учреждениям, представительство КПГ
делало это через отдел кадров либо через секретарей ИККИ, прежде всего Георгия Димитрова. В своих
письмах и обращениях руководители германской компартии отдавали себе отчет в том, что идут по краю
пропасти. С одной стороны, нужно было не бросить тень на «доблестные органы», с другой — донести до
них собственное мнение о том или ином арестованном. Переписка не содержит и намека на то, что лидеры
КПГ видели чрезвычайные масштабы репрессий, напротив, они избирали холодный деловой тон, избегая
эмоций. Дополнительные данные о том или ином эмигранте подавались как помощь органам следствия,
которая позволит им самостоятельно разобраться и принять справедливое решение.
В архиве Коминтерна и КПГ сохранилось немало таких документов321, их копии присутствуют и в
следственных делах. Один из первых примеров подобного рода — реакция Вильгельма Пика на письмо
жены Пауля Франкена, арестованного 26 ноября 1937 г. Уже на следующий день председатель КПГ
подтвердил, что Франкен вел переписку с заграницей по его просьбе, о чем им «своевременно было со-
общено в отдел кадров и инстанциям»322. Письмо с визой Димитрова было отправлено заместителю наркома
внутренних дел Фриновско-му, однако Франкену это не помогло. Как иностранец он был приговорен к
высылке, но затем выяснилось, что его лишили германского гражданства, и Франкена отправили в ГУЛАГ.
Он умер в лагере в мае 1945 г. за полгода до срока своего освобождения.
20 апреля 1938 г. Пик передал Димитрову список из 16 арестованных немецких политэмигрантов, в