Выбрать главу

годы Веймарской республики. Цифры говорят сами за себя: как минимум 436 из 720 человек, учтенных в

базе данных, являлись членами КПГ, причем 158 из них вступило в партию в 1919-1921 гг. Динамике «эпохи

катастроф», радикализации общественных настроений в революционные годы соответствовала и партийная

63 РГАСПИ. Ф. 495. Он. 175. Д. 100. Л.19-34. Первая дата «списочных» исключений в документе — 3 сентября 1936 г., последняя — 15

января 1938 г.

64 In den Faengen des NKWD. Deutsche Opfer des stalinistischen Terrors in der UdSSR. Berlin, 1991.

65 Несколько протоколов были любезно предоставлены автору немецким коллегой В. Мензингом. Об этом источнике см. подробнее: Tischler С. Op. cit. S. 120-125; Mensing W. Die Vernehmungsprotokolle der "Russlandrueckkehrer". S. 154-170.

24

биография наших героев. 87 человек пришли в КПГ из социалистического движения, причем подавляющее

большинство из них (67) — в 1919-1920 гг.

Исключения из типичной для эмигрантов эволюции от СДПГ к КПГ можно пересчитать по пальцам. Михаил

Зелигман, еврей из Польши, оказавшийся в Германии в годы мировой войны, вступил там вначале в НСДПГ, потом в КПГ, был исключен как «правый» и вступил в социал-демократическую партию, где пробыл до 1930

г. Очевидно, и там он не чувствовал себя комфортно, поэтому последние годы Веймарской республики

являлся активистом Социалистической рабочей партии — «левого» осколка СДПГ, а после прихода к власти

Гитлера сотрудничал в подполье с коммунистами, хотя и не вступил вторично в КПГ. Столь извилистая

партийная биография удивила следователя НКВД, и он задал вопрос о том, каких же политических

убеждений придерживается Зелигман. Тот ответил: «Я себя по политическим убеждениям считаю

марксистом».

К сожалению, данные о партийности, содержащиеся в АСД, при сопоставлении с документами отдела

кадров ИККИ и справочной литературой дают серьезные отклонения, поэтому приведенные цифры, скорее,

занижены. Иногда пункт анкеты арестованного о его «политическом прошлом» просто не заполнялся, в

нескольких случаях следователь записывал лишь то, что ранее немец состоял в «меньшевистской партии»

(под которой можно предполагать и социал-демократов и оппозиционные течения в самой КПГ). Еще около

ста человек, попавших в базу данных, входили в примыкавшие к КПГ политические организации —

германский комсомол (ГКСМ), Союз красных фронтовиков, немецкие отделения МОПРа, Спорт- и Про-

финтерна и даже общество пролетарских эсперантистов.

Статистика показывает и то, что многие эмигранты вступали в компартию только для того, чтобы облегчить

въезд и легитимацию в Советском Союзе. Как правило, это касается периода 1930-1933 гг., когда рабочих

выталкивала из Германии нужда и безработица. 47 человек вступили в партию как раз накануне приезда в

СССР, надеясь, что так будет легче получить визу Интуриста или разрешение на работу. Достигнув цели, они, выражаясь бюрократическим языком, «механически выбывали из партии».

Из 436 учтенных в базе данных лиц, являвшихся в разное время членами КПГ, 21 человек вышел из партии

до отъезда в СССР. Уже в эмиграции до своего ареста партийные ряды покинуло еще 95 человек66. Из них 49

выбыло в первый год после приезда в СССР, т. е. фак

66 Данные неполные, так как в некоторых случаях на основе АСД не удалось установить дату вступления и выхода из КПГ.

25

тически эти люди даже не становились на учет в московском представительстве КПГ. Членами партии

большевиков успели стать всего лишь 103 эмигранта из 720. На данном показателе отразилось то, что в

1933-1935 гг., когда в СССР приезжало больше всего немцев-политэмигрантов, прием в ВКП(б) был закрыт

по причине партийной чистки. Таким образом, с учетом людей, принявших советское гражданство и

перешедших в ряды ВКП(б), получается, что около половины коммунистов — выходцев из Германии к

моменту ареста прервали организационную связь с КПГ.

В соответствии с требованиями следователя арестованные признавались на допросах, что, вступая в

германскую компартию, рассчитывали выдать себя за участников революционной борьбы67. Интересно, что

буквально то же самое утверждали высланные из СССР немецкие эмигранты на допросах в гестапо68.

Уникальным был случай Вильгельма Яна — он был членом КПГ с 1932 г., но после прихода Гитлера к

власти вступил в национал-социалистический союз студентов, взял с собой в СССР соответствующее

удостоверение, а по приезде умудрился получить статус политэмигранта.

Те или иные сюжеты истории КПГ, в которых принимали участие арестованные в Москве немецкие

эмигранты, представлены в АСД достаточно подробно. Сами обвиняемые рассматривали свою партийную

работу, в том числе и нелегальную борьбу, в качестве главного доказательства абсурдности выдвинутых

против них обвинений. Напротив, следователь искал здесь «зацепки» для того, чтобы повысить

правдоподобность этих обвинений, привязать к конкретным обстоятельствам стандартные фразы о

шпионаже и контрреволюционной деятельности.

К этим данным, как, впрочем, и к любой иной информации, содержащейся в протоколах допросов и

собственноручных признаниях обвиняемых, следует подходить с известной долей скепсиса и осторожности.

Нелегально перешедший советскую границу в 1927 г. Павел Бахман представил себя жертвой

революционной борьбы, сбежавшей из страны после тюремного заключения. Десять лет спустя, когда

следователь сопоставил очевидные факты, Бахман был вынужден сознаться: «Когда меня задержали при

переходе советско-польской

См. показания Альфонса Дольского (Дальске), нелегально преодолевшего в 1932 г. польско-германскую и советско-польскую

границу.

68 Допрос Курта Койтца (Politisches Archiv des Auswaertigen Amtes, Berlin (PAAA). R 104 557).

26

границы, я опасался, что меня могут перебросить обратно за границу, если я не укажу о своих

революционных заслугах»69.

Однако такие «упрямые факты», как стычки с полицией или нацистскими штурмовиками, политические

убийства и судебные процессы, пребывание в тюрьме или концлагере, вряд ли можно было выдумать от

начала до конца. Большинство из этих людей не были рядовыми членами партии, «молчащей массой».

Левые радикалы с активной жизненной позицией, они постоянно подвергались репрессиям и в Веймарской

республике и после прихода Гитлера к власти.

Среди жертв большого террора представлен практически весь кадровый состав компартии Германии: от

высших функционеров (Вальтер Диттбендер, Пауль Шербер-Швенк, Фриц Шульте-Швейцер), депутатов

рейхстага и ландтагов (Артур Гольке, Георг Шарш-Каслер, Теодор Бойтлинг, Пауль Франкен), ключевых

работников аппарата ЦК КПГ (Вилли Клейст, Эрна Шефтер, Роберта Гроппер) до рядовых сотрудников

партийного дома на Бюлов-платц — художника-оформителя (Герхард Мозер), шоферов и швейцаров (Курт

Гельвиг и Рихард Ульбрихт), машинисток (Луиза Гадроссек) и даже продавцов книжного магазина, где

продавалась литература КПГ (Ганс Шреп-фер, Лео Розенталь). Около семидесяти имен из нашей базы

данных представлены в биографическом справочнике «Немецкие коммунисты 1918-1945»70.

Нет практически ни одного сюжета из истории коммунистического движения в Германии, который не был

бы отражен в материалах их следственных дел. Самые ранние из этих сюжетов — подпольная деятельность

левого крыла социалистического движения в годы Первой мировой войны, «спартаковское восстание»

января 1919 г. Вот как описывал обстоятельства ареста Карла Либкнехта и Розы Люксембург на квартире

врача Массмана его сын Эрвин, присутствовавший при этом: «Они у нас жили дня 4-6. Почему полиция

узнала, что Либкнехт и Люксембург находятся в квартире моего отца, я не знаю. Арест их был произведен не

полицией, а какой-то белой организацией. Когда у нас в квартире жили Либкнехт и Люксембург, я из