и даже согласиться с ним, хотя эти 15 месяцев в моральном и психологическом отношении являются самым
тяжелым периодом моей жизни. Если же мой арест последовал на основании предположения, что я каким-то
образом совершил преступление против интересов Советского Союза, Коммунистического Интернационала
и КПГ, то я не могу поступить иначе, кроме как решительно протестовать против моего ареста».
Можно предположить, что это письмо стало последней каплей, упавшей на ту чашу весов сталинской
Фемиды, где собирались доводы в защиту обвиняемых. В Коминтерн было отправлено поручение дать
материал, который позволил бы закрыть дело в пользу обвиня
253
емого. Отсюда и возник запрос о поведении Клейста в ходе Лейпциг-ского процесса, на который правильно
отреагировали и сотрудники отдела кадров ИККИ, и сам Георгий Димитров. В постановлении о завершении
следствия полностью приводилась резолюция последнего — Коминтерн все еще занимал выдающееся место
в иерархии ценностей советского государства. Случилось то, что не так уж часто происходит в жизни, но, безусловно, украшает ее. Вилли Клейст помог болгарскому коммунисту, когда тот сидел на скамье
подсудимых в ходе процесса о поджоге рейхстага. Димитров смог погасить свой долг, когда функционер
КПГ оказался на Лубянке и стал жертвой надуманных обвинений. Клейст был освобожден в числе первых
жертв массового террора 1937-1938 гг. — и в числе очень немногих.
Ему была назначена персональная пенсия, представительство КПГ сделало все для того, чтобы обеспечить
его работой и жильем. Неоценимую помощь для Клейста сыграла поддержка его жены. Когда он находился
под следствием, она забрасывала письмами все инстанции, ручаясь честью коммунистки, что ее муж не
совершал никаких преступлений. «Прожив с ним 2 года, я видела в нем только хорошего друга и
прекрасного товарища...» — писала Антонина Жилкина в немецкую секцию ИККИ на следующий день
после ареста мужа. В 1947 г. Вилли Клейст, вновь ставший Керфом, вместе с семьей отправился в
Восточную Германию. Он не пытался вернуться к партийной карьере, но знакомство с Пиком и Ульбрихтом
создавало необходимую подушку безопасности и открывало многие двери. В 50-е гг. Керф работал
заместителем директора Института современной истории при Академии наук ГДР.
Эта должность побуждала к размышлениям о собственной судьбе на фоне закончившейся эпохи. Он мог бы
многое рассказать о полутора годах, проведенных в застенках Лубянки. Он мог бы сравнить их с полутора
годами, проведенными в нацистских концлагерях. Но Вильгельм Керф не сделал этого. И умер, окруженный
почетом, унеся в могилу то, что сохранилось для потомков только в его следственном деле.
Ганс Мориц-Гримм: ХОЗЯИН РАДИОВОЛН И СОЗДАТЕЛЬ КИНОГРЕЗ
«Говорит Берлин, говорит Берлин, вызываю Москву!» — повторял в микрофон молодой человек,
склонившись над мудреной аппаратурой. В скромной квартире на Фридрихштрассе, в самом центре
германской столицы, начала свою работу тайная радиостанция КПГ,
254
предназначенная для оперативной связи партии с высшим руководством мирового коммунистического
движения — Исполкомом Коммунистического Интернационала.
На дворе подходил к концу 1928 г. — один из самых спокойных в короткой и несчастливой биографии
Веймарской республики. Казалось, усилиями министра иностранных дел Густава Штреземана она завоевала
равноправие в семье европейских народов, и в то же время сумела справиться со своими внутренними
врагами — правыми и левыми радикалами. Для последних — коммунистов — период стабилизации
Веймара означал нелегкие времена. Скатившись на обочину политической жизни, компартия погрязла во
внутренних конфликтах. Ее руководство, подстегиваемое из Москвы, пыталось вернуть революционную
перспективу в эпоху, когда о революции предпочитали не вспоминать. На идеологические разногласия
вождей КПГ первого поколения накладывались личные интриги и борьба самолюбий.
Своего пика внутрипартийный конфликт достиг в «афере Виттор-фа» — коррупционном скандале о
распределении денег, поступавших из Москвы. Доверенное лицо председателя КПГ Эрнста Тельмана,
секретарь гамбургской организации партии признался в растрате доверенных ему средств. Более того,
оказалось, что Тельман прикрывал своего человека, утаив от руководства Коминтерна информацию о
произошедшем.
В конце сентября 1928 г. подавляющее большинство членов ЦК вынесло решение о смещении Тельмана с
его поста. Это выглядело как дворцовый переворот, совершенный втайне от московского руководства. А там
как раз разгорался конфликт между Сталиным и «правыми», и «афера Витторфа» неожиданно была
вознесена на невиданную высоту. Генсек ЦК ВКП(б) потребовал дезавуировать решение Центрального
комитета братской партии, увидев в нем происки своего оппонента — Николая Бухарина, продолжавшего
выступать в роли неформального лидера Коммунистического Интернационала.
Решающую роль во временном успехе берлинских противников Тельмана сыграло то, что они находились
вне оперативного контроля Москвы. Да и его сторонники не имели возможности своевременно пожаловаться
на решение большинства ЦК. О берлинских событиях в Исполкоме Коминтерна узнали только через
несколько дней, да и то из сообщений некоммунистической прессы. Чтобы получить более или менее
достоверную информацию, в Москву были вызваны два функционера КПГ, вылетевшие из Берлина
регулярным авиарейсом. Прошло еще несколько дней, прежде чем руководство Коминтерна оказалось в
курсе дела.
255
Сталин настоял на том, чтобы Тельмана вернули на пост председателя партии. Его последний противник в
партийном руководстве — Бухарин — проиграл и на коминтерновском фронте. Но в нашей статье речь
пойдет не об этом. Внутрипартийный конфликт в Берлине показал, что имевшиеся каналы коммуникации не
соответствовали претензии Коминтерна на звание «генерального штаба мировой революции». Так дальше
продолжаться просто не могло.
В свою очередь, тельмановское руководство германской компартии сделало свои выводы из произошедшего.
Необходимо было иметь постоянную связь с «кураторами» из ИККИ, причем она должна быть
конспиративной, закрытой от полицейского надзора и легкодоступной. Решение лежало в технической
плоскости — между Москвой и Берлином следовало наладить радиосвязь. Его практическая реализация
была поручена одному из руководителей КПГ — секретарю Политбюро Лео Флигу. Тот, в свою очередь,
обратился к своему старому знакомому Гансу Гримму, который работал инженером и одновременно являлся
руководителем районной организации партии во Франкфурте-на-Майне.
Вот мы и вернулись к главному герою нашего очерка, который отправлял в эфир радиопозывные Берлина.
Гримм родился в 1895 г. в благополучной и преуспевающей семье инженеров-железнодорожников. Его отец
был инспектором железных дорог Берлина, один из его братьев — Генрих — займет этот пост в 30-е гг.
Младший из трех братьев и двух сестер, Ганс также проявлял недюжинный интерес к достижениям
технического прогресса, что и предопределило его дальнейший жизненный путь. В 1917 г. он закончил
инженерную школу и поступил на работу в фирму АЕГ — ведущего разработчика систем радиосвязи.
Гримм не принимал участия в Первой мировой войне, хотя предприятие, где он работал, неплохо заработало
на военных поставках. Война показала бессмысленность 4 лет массовой бойни, приведшей к опустошению
значительной части Европы. Казалось, урок не пошел впрок — без радикальных общественных перемен
предприниматели в погоне за сверхприбылями смогут развязать новые войны. Молодежь, прошедшая через