Игнатий начинает есть.
Зоя. Вот видишь – ешь.
Игнатий. Мне легче съесть вот это, чем с тобой спорить. Хлеб…
Зоя. Хлеб съешь отдельно через два часа.
Игнатий. Почему?
Зоя. Доктор Брэг пишет, что не надо есть все вместе, устраивать в желудке свалку. Дикие звери ведь не едят бутербродов.
Игнатий. Потому что им их не дают. И я не зверь, в конце концов.
Зоя. В конце концов, мне это меньше всего надо. Я же для тебя стараюсь.
Пауза. Смотрят друг на друга.
Зоя. Извини… Я слишком напориста. Да?
Игнатий. Нет. Ничего. Ты права.
Зоя. Я как потный летний душный трамвай, набитый людьми. Да?
Игнатий. Нет. Ты живая. Это хорошо.
Зоя. Игнатий! Ты все делаешь правильно. Никуда не лезешь. Не работаешь локтями. Наверное, ты прав. Но я…
Игнатий. Что?
Зоя. Мне не хватает слов. Ты можешь жить так, как ты хочешь, просто тратить побольше слов.
Игнатий. Каких?
Зоя. Хочешь, я за тебя скажу?
Игнатий. Скажи.
Зоя. «Дорогая Зоя! У меня нет ничего на свете, кроме тебя. Какое счастье, что ты у меня есть».
Игнатий. Так оно и есть.
Зоя. Почему ты этого никогда не скажешь?
Игнатий. Так ты же сама знаешь. Зачем говорить то, что и без того ясно.
Звонит телефон, Зоя снимает трубку.
Зоя. Да… Привет. Долго говорить не могу. Кормлю. Ну, откуда же у меня? Не знаю… вообще это сейчас самый дефицит. Ладно, узнаю – позвоню.
Кладет трубку.
Игнатий. Кто это?
Зоя. Римка.
Игнатий. А что она хочет?
Зоя. Мужа.
Игнатий. Опять мужа! А этого куда дела?
Зоя. Разбежались. Не везет ей, бедной. К ее берегу вечно приплывает если не дерьмо, так палка. Спрашивает, нет ли у меня такого же, как ты?
Игнатий. Я? А что во мне особенного? Болезненный, малооплачиваемый, начинающий старик с комплексом несостоявшейся личности.
Зоя. Порядочный человек. А это, кто понимает, самое главное! Да! Тебе письмо пришло от какой-то Гелены. Что это за имя?
Игнатий. Не знаю. Татарское, наверное…
Зоя. Вот!
Протягивает запечатанный конверт.
Игнатий. Прочитай.
Зоя (вскрывает, читает). «Дорогой Игнатий! Я помню этот белый южный город с синим тропическим небом. Наши закаты и рассветы и тот пароход, который стоял белой полоской на горизонте…»
Игнатий. Выбрось!
Зоя. Что значит «выбрось»? Она же ждет… Такое красивое письмо… Нехорошо. Надо ответить.
Игнатий. Отвечай сама.
Зоя присела к столу, пишет. Игнатий ест с отвращением.
Зоя (читает написанное). «Дорогая Гелена, я тоже помню Сочи и наши прогулки под луной…» А дальше?
Игнатий. Пиши что хочешь.
Зоя. Я должна сосредоточиться… (Уходит.)
Игнатий отодвинул тарелку. Сел к пианино. Стал играть. «Ночевала тучка золотая…»
Зоя (входя с письмом). Вот послушай. «Влюбленности похожи на сорванные цветы и на падающие звезды. Они так же украшают жизнь и так же быстро гибнут…»
Дом Киры. Рояль. Книги. Лариска сидит перед зеркалом.
Кира. А зачем ты нижние красишь?
Лариска. Чтобы рамка была. Ведь картина в рамке…
Кира. Очень много краски. У тебя ресницы даже клацают друг о друга, как у куклы с закрывающимися глазами.
Лариска. А чем плохо быть похожей на куклу? Умная кукла – это то, что надо.
Лариска поднялась, стала расчесывать волосы, откидывая их.
Кира. А пудриться не будешь?
Лариска. Нет. Кожа должна чуть-чуть поблескивать, и вообще запомни: надо красить что-то одно.
Кира. А волосы так зачем?
Лариска. Чтобы флюиды…
Кира. Ух, ты… Какая красивая ты, Лариска.
Лариска. Как ты думаешь, влюбится?
Кира. А куда денется? Лариска явилась на войну полов в полном боевом оперении!
Кира открывает шкаф, достает оттуда меховое манто.
Лариска. А твои не вернутся?
Кира. Они на дежурстве.
Лариска надевает меха.