— Молли, — Джейн присела на край незаправленной кровати, — ты не собьешь меня своими остроумными комментариями. Где ты и почему не можешь приехать?
— Я бы сказала тебе, что в Париже, но ты бы не поверила, потому что там телефон был бы недоступен.
— Правда?
— Черт. Какую возможность упустила. Я все время забываю, что ты живешь в стране «Фишер-прайс»[25] и ничего не знаешь о взрослых игрушках. Кстати, о «взрослых игрушках», ты не сказала — как там препод?
У Джейн щелкнуло в голове, и она посмотрела на дверь ванной. Ужасное пение смолкло. Шум воды тоже. Джон вот-вот выйдет, и придется объяснять ему, что с Молли все сложно, что она просто… просто Молли.
— С ним все нормально. Он… внизу, проводит семинар. Слушай, мне пора. Когда тебя ждать?
— Джейни, радость моя, меня не надо ждать, — ответила Молли. — К сожалению, у меня другие планы. И я ушла из газеты. Там никакого будущего.
— Ты ушла… какие планы?
— Разумеется, спасти репутацию «Беззаботного детства».
— А что с моей репутацией?
— Я рассказала профессору, он все тебе объяснит. Я пойду на любую жертву ради моей любимой кузины Джейн.
Тут Джейн окончательно запаниковала:
— Жертва для тебя — это ходить две недели без педикюра. Что происходит?
— Если я скажу, ты сюда примчишься, поэтому не буду. А сейчас я кладу трубку. Да, Джейни, спасибо тебе! Огромное спасибо. Мое имя чудесно засияет в огнях рампы.
— Нет, подожди. В каких огнях? Молли! Молли! Черт!
— Что-то случилось, солнышко? — спросил Джон. Он прикрылся только маленьким белым полотенцем, что было бы приятным зрелищем, не будь она так расстроена. — Я еще не надел линзы, поэтому ты слегка расплываешься, но, по-моему, ты нахмурилась. Очень красиво нахмурилась.
— Ты говорил с Молли? Ты ничего об этом не сказал. И что она тебе сообщила?
Он взъерошил мокрые волосы и искоса посмотрел на нее:
— Она взяла с меня клятву держать все в секрете. Прости.
Джейн приподняла трубку и снова положила ее.
— Она только что освободила тебя от клятвы, так что выкладывай.
Джон присел рядом и глубоко вздохнул, как бы собираясь с мыслями.
— Хорошо. Кто-то проводил собеседование с каким-то дядей, который думал, что может — ну не знаю — оставить в твоем заведении двоих племянников на две недели в июле начиная с прошлого понедельника. Но тот, кто с ним беседовал, решил, что речь об августе. Когда я говорил с Молли, она ждала, что этот дядя объявится и разнесет все здание. А что, разнес?
— Но ведь мы закрыты. Она должна была сказать, что мы закрыты. Что еще она… о господи!
«Я пойду на любую жертву ради моей любимой кузины Джейн».
— Она не могла этого сделать, — Джейн с надеждой посмотрела на Джона. — Ведь правда же?
— Не могла что?
— Две недели присматривать за чужими детьми, — еле выдавила Джейн. Слова находились так же трудно, как если бы она говорила по-японски… А она не говорила по-японски. «Хонда», «мицубиси». И все.
Нет, Молли так не поступит… если, конечно, ей это не выгодно. А какая тут выгода? Что она говорила про свое имя в огнях рампы?
Зазвонил телефон, и Джейн схватила трубку:
— Молли!
— Простите. Я, наверное, не туда попала, — ответил очень приятный интеллигентный женский голос с легким южным акцентом.
— Ас кем… С кем бы вы хотели поговорить, мэм? — Джейн посмотрела на Джона, который вдруг попытался выхватить у нее телефон.
— Ну как же, с Джоном Патриком, конечно. Это ведь его номер? Джона Патрика Романовски? Джей-Пи?
Джейн покосилась на Джона, который помахал ей рукой. Довольно вяло помахал. И очень виновато.
— Джон Патрик? Я не знала, что его зовут Джон Патрик. Просто… просто Джон. Джей-Пи, вы сказали? Да, он здесь, секундочку.
Она передала ему трубку, услышала, как он поздоровался со своей тетушкой Мэрион, и отошла в дальний угол.
Джон Патрик. Она даже не знала его второго имени. Переспала с мужчиной, даже не зная его полного имени. Призналась в любви мужчине, не зная его полного имени. Джон Патрик?
Джон Патрик Романовски.
Дж.П. Романовски.
Дж.П. Роман.
Нет.
Невозможно.
«Я убью его».
Джейн бросилась к шкафу, куда убрала прочитанную книгу. Опустилась на колени, открыла один чемодан, потом другой. Книги не было. Где она?
— Где эта чертова книжка? — завопила Джейн, подбегая к Джону, который как раз повесил трубку.
— Какая книжка? — невинно спросил он, но она уже все поняла. Теперь поняла. — Я все еще без линз, но тон у тебя убийственный. Что стряслось?
Она погрозила ему пальцем.
— Значит, Генри Брюстер не любит быть один на людях. Я спросила, откуда ты это знаешь, и ты ответил, что он сказал тебе по телефону.
Джон пожал плечами, достал линзы и быстро их надел.
— Но ведь это было разумное объяснение. Послушай, Джейни, солнышко, — он поморгал большими сине-зелеными глазами и теперь четко ее увидел. — Я собирался рассказать. Просто было не до этого. Мы с тобой были немного заняты — помнишь?
Джейн жестом остановила его:
— Нет. Ни слова. Говорю я.
— Понял, учитель, — Джон покачал головой и снова сел. При росте шесть футов и шесть дюймов трудно выглядеть покорным, но получалось у него отменно. И это на нее никак не подействовало!
Джейн зашагала по комнате, чеканя шаг.
— Теперь все сходится. Профессор-чудак! Я почти попалась на удочку. Соглашение о конфиденциальности. Ты все знал о Генри. Знал о сенаторе! Все эти сведения, которые у тебя были. От студента? Вряд ли. Это не звучало правдоподобно. И самое главное. Дж.П. Роман мечтал бы разоблачить кого-нибудь вроде сенатора Харрисона.
— Да, это…
Она опять жестом остановила его:
— Так. Я говорю, ты сидишь.
— Да, мэм. Простите, мэм.
— А вся эта чушь о любовном романе?
— Это правда. Частично, солнышко. Спроси у Генри. Я пишу чертов любовный роман. — Джейн гневно уставилась на него. — Ладно, затыкаюсь.
— Ты собирался использовать меня. Прямо как Молли. Только она удрала в очередное лягушачье путешествие, а мы… мы…
Джон встал, обнял ее, прижал к груди.
— А мы здесь. Ты и я. Я люблю тебя. И побаиваюсь, — недоуменно добавил он, — но все равно люблю. Простишь меня, что не успел все рассказать?
Джейн подумала несколько секунд.
— Прощу. Если других секретов нет, — она отстранилась, чтобы заглянуть ему в глаза. — Есть еще секреты?
— Только один, — Джон сел и усадил ее к себе на колени. И рассказал о Мэри-Джо…
— Так теперь она все знает? — спросил Генри, потягивая холодное пиво в «Синем кабане». — Хорошо. Я уже путаюсь в том, кто что знает.
— Ты бы ее видел, когда позвонила тетушка Мэрион. Она маленькая, но очень сильная. Поверь мне, Джейн Престон, которая скоро станет Джейн Романовски, совсем не хрупкая.
— Она правда тебя любит?
— Настолько, что расплакалась, когда я рассказал о Мэри-Джо. Казалось, она хотела вломиться к Харрисону, оторвать ему голову и ему же скормить.
— Отлично. Она мне нравится. Ну а теперь, когда эта Молли исчезла со сцены, в наших планах что-нибудь изменилось?
— Нет. Мы можем рассчитывать на Джима Уотерса, но я не хочу делать ставку только на него.
Генри кивнул:
— Правильно. А то получится великое разоблачение, которого никто не увидит и. не услышит.
Джон допил пиво.
— Можно поменять тактику. Брэнди не будет заманивать сенатора, вместо этого мы пришлем ему записку. Пригрозим тем, что знаем. Устроим встречу в полночь, как в шпионских фильмах, возьмем диктофон…
— Это называется шантаж, Джон. А еще от тридцати лет до пожизненного заключения, если мы ошиблись и эти бумаги ничего не значат. Я очень надеюсь, что они настоящие, а то Брэнди полна решимости рассказать прессе о фотографиях. — Он покачал головой. — Зря он ей рассказал, что собирается одобрить морское бурение в Калифорнии, и позвал в свою команду. Это стало для нее последней каплей.