– Снимал ваши митинги до того, как это стало мейстримом.
Александр с ним соглашается.
– Мы с Лизой расстались – пиздец важно огорошить этим Навального. И что он должен тебе на это ответить?
– Если это из-за работы, я могу все устроить, подпольный юрист, как никак- выделяет «все».
Продольченко закрывает глаза и представляет невеселую усмешку Александра.
– Нет, я просто ее не любил. И хрен его знает, любил ли кого-то вообще. Блогеры ебут инста-шмар, сношаются, красят друг друга и выкладывают в инстаграмм ее сиськи и то, как держаться за руки. Я так не могу. Наверное, это все. – Слава ставит жирную точку на своем монологе. Александр внимательный слушатель, хороший советчик и отличный мужик – в это Слава, почему-то, неистово-фанатично верит.
Александр отвечает ему, что из его тусовки все женаты на правильных женщинах, от которых у них дети. Каррелов тоже женился на такой, по любви, сделал детей, а теперь единственная его любовь – работа, так что он понимает «пиздец как»: "Но про развод и мой брак на соплях – ни слова, Славка, и не мечтай, ему не до любвей, но удобно и конфортно".
А те, что любят как в янг адулте – до хрипа из легких, до хруста костей, до петли на шее и кровоточащих на сердце ран, страшнее всякого инфаркта, и до оргазма, от одного упоминания – не вместе, и приглашают друг друга на свадьбу с хорошей.
Слава в пустой гостиной берет на коленки макбук, включая его.
Заходит в тор и радуется, что отключил в блогерской конфе оповещения.
На его ящике новое сообщение от Каррелового, в личке.
Зашифрованное, как и договаривались. Какая ирония, безопаснее всего шепчут в ухо, пока ты рыдаешь на его плече.
Дешифрует и хуеет.
Меньше чем за двадцать четыре часа, Александр вывел из игры четверть госдумы, что за три месяца самовыпелятся с должности!
Сердце предательски стучит, заглушая мысли. Он не должен, не должен сидеть и лыбится как псих, с подрагивающими от волнения пальцами, постукивающими по нерабочей мышке. И пока он на волне, пока кружит голову эйфория, он садится записывать подкаст с душой, ему нужно выплеснуть, выговориться, кончить, высраться.
Включает вебку, присаживаясь на дивне, с макбуком на колене.
– С вами Славка Поперечный и это первый и последний подкаст сердечный. Все вы, наверное, знаете, бессердечный – это когда я, злобный лысый черт, оскорбляю чувства верующих и мне в личку Милонов шлет дик пики. Так вот, такого больше не будет. Не в смысле Милонова с дикпиками – это всегда пожалуйста, я личку только для этого и держу. Милонов – Продольченко складывает пальцами сердечко. – Но записываю я это не тебе, проказник, можешь подобрать яички и кидать страйк. Дело в том, что я. Я что. Блядь, не, мне не приятно, мнененепонятноблядь, ладно, оставим. Короче, я наконец нашел себе работу и мне не придется подрабатывать написанием фанфиков про себя, кидая везде свои яндекс кошельки. А вы что думали, это маленькие девочки пишут?!
Кто не любит плачущих блогеров, вырубайте сейчас, остальные же…
Я совсем не умею прощаться, да и вебку включил не для этого. Я как бы и с ютуба не ухожу, а в Москву перезжаю, подробности в моей сториз, но это не кликбейт, сука, это смена ммм.
КурсаНвправленийОриентировПриориететов, что будет круче звучать – то и оставлю. Стендапа 29 не будет, деньги я верну, мерча своего и джараховского подгоню, можете продолжать строчить про начинающуюся порнуху с копрофетишем, разрешаю. Подкастов "Без сердца" тоже не будет, но не спешите вскрываться, люди в комментах, откладывающие сцицид, что бы посмотреть мои видео. Будет пару пиздатых колабов, так вот тут не спешите визжать и писать кипятком, оно может заглохнуть еще до пилота, это сериал. Вот теперь все.
Ставьте дизлайки отписывайтесь, строчите обидные комментарии, похороним бессердечный, где я просто сидел и пиздел на серьезных щах, даже не пернув ни разу. Стендапы с ворованными шутками, которые я даже отменить по-человечески не могу. – ой все и Слава тянется, закрывает рукой камеру и вырубает вебку.
Его отрубает на диване. В одиночестве начавший монтировать словесный понос, он заснул, поджав ноги, с заботой о дорогой и нужной технике, сдвинув её на край дивана.
Проснулся Слава глубокой ночью, в кашмарном темном месте. Врубает макбук так, что хрупкая крышка грозит отломится.
Слава вспоминает про снайперов в окне, только когда бегом включает свет и выкладывает недоделанный, без склеек и кликбейтом "Хованский был прав, Слава…», и ебло с голубыми нарывами, нарисованными в паинте, на своей небритой роже, выкладывает. Нет, ему страшно, пипец как страшно. В голове мутнеет, бьет крупная дрожь и паника укутывает пледом.