Психиатр приходит ровно через тридцать одну минуту. Невысокая худая женщина со впалыми щеками и длинными черными волосами, в очках, без санитаров, с кейсом, предоставляющим услуги ядерной кнопки. Вежливо здоровается, скидывает туфли, тютелька в тютельку, миллиметрик к миллиметрику, ставя их у двери, оставаясь в колготках. Слава уже хочет сказать ей не разуваться, пол в квартире грязный и сам он за пару дней не раз напарывался на неведомую херь – то гвоздь, в мягком выцветшем пуфике, то острый осколок разбитого сто лет назад мутного стекла. Но психиатр спрашивает, кто больной и кем они друг другу приходятся. Вопросы эти – чистая формальность. Кто больной понятно с первого взгляда, а вот Каррелов личность известная, пятая колонна, как никак. Отжать у бедных параноиков их хату под шумок – плевое, Америке же угодное дело, поэтому первые слова Славы:
– Квартиру я снимаю, а Александр вытащил меня с работы, заметив, что мне совсем херово стало.
– А вы сами как считаете, вам стало "хреново", или было все это время?
Слава молчит, пялится виновато на кучу тряпья в углу, стыдливо прикрывая глаза.
– Ну не надо расстраиваться, Вячеслав! – женщина терпеливо ждет, когда тот повернется, и продолжает – сейчас вы расскажете мне, что вас беспокоит и мы подберем лекарства. Никто вас галопередолом пичкать не будет, и к кровати привязывать тоже не станут. Нейролептики сейчас новые, себя очень хорошо зарекамендовали! – Александр понятливо уходит на кухню, бросив Славе поддерживающий взгляд "я рядом", закрываясь на кухне и демонстративно включая на айфоне музыку в наушниках, плотно закрывая за собой дверь. Слава бессовестно врет, что все было хорошо, стоило члену встать на мужика за ним выехала гэбня.
Ведется ли она, по лицу ее понять сложно. Из глаз так же пронзительно смотрит девочка-моль.
"Скажи, она знает?" – мысленно обращается к демонессе Даня.
"Вся в подозривашечках, ты у нее не один такой умный, Славочка, но психаторочка ничего про наш сладенький мирок не знает".
– А голоса, видения, у вас бывали?
Зло в глазах смотрит выжидающе, остро, пронзительно, лапает его мозг ручками-скелетами, держит мягкое серое вещество, и может сжать пальчики в любой момент.
Никакого кгб нет, Славка, – это болезнь.
Никакой бледной моли нет, это все – болезнь
Никакой Александр о тебе не печется, он в Москве и ты затерялся. Верните его знакомых, коих десятки тысяч, пока ты сидишь в Питере, на кухне, в наушниках. Ушла твоя болезнь.
Он уже начинает раскачиваться из стороны в сторону, рот наполняется слюной, он готов шептать бледными губами "да".
Но Александр без него не справится, кто еще будет любить его также, кто полезет под пули, прикрывая?!
Улыбает от уха до уха, коросты тонут в носогубных складках.
– Нет, только снайпер на крыше соседнего дома.
– Вы их видите? Можете слышать или просто знаете, что они там?
– Там – Слава кивает.
– В семье у кого-нибудь были психические заболевания, может, эпилепсия?
– Нет.
– А чем вы дома занимаетесь? Хобби, увлечение? Извините, я совсем не в курсе трубы, у меня дочь там что-то смотрит.
– Я больше не снимаю, теперь работаю в фбк. Хобби, как у всех: Шерлок и Нетфликс, раньше мультики делал.
– Сейчас этим не занимаетесь?
– Нет.
Его спрашивают, есть ли какая-то причина прекращения клепания мультиков про Эн Эновича, и пошло поехало, времени нет, мотивация ни к черту, отвлекают кгбэшники, как только в комнату зайду!
Дальше подмечает, что Славе очень нравится работать в фбк и не понравился ли ему случайно сам Каррелов? Стоит ему защитить Александра от нескольких нападок психиаторки, какая у него там ориентация.
Слава, внутренне потирая ручки, шепчет, что нравится, что открыл в себе бисексуальность, за что тому стыдно. Сам же говорил баянистое, про защиту диплома и коть.
Женщина все это время быстро скребет у себя в блокноте, практически на него несмотря, или делает это так, ненавязчиво, случайно, что Слава не замечает, смотря в пол.
Разговор буксуют и ему дают заветные колеса "под язык", что и делает. Шипучий сладковатый дурман усыпляет.
В себя приходит уже затемно, со сладковатым запахом вейпа из кухни. Его пошатывает, язык тяжелый, еле ворочается, но Слава упорно идет с аритмией под корнем языка, подтвердить свои самые смелые мечты. Открывает с тихим скрипом дверь и врастает в доски пола – там вейпил Каррелов. Глубоко затягивается его вейпом, выдыхая белый приторный пар. Как он прикасается к пластику губами, и как изо рта, клубьями, вырывается белый пар. Слава не видит, так как он сидит спиной к нему, а тогда оборачивается Каррелов, с вейпом в руке, неконтактными японскими поцелуями и в задымленной, не спасаемой открытой форточкой.