Зашёл доктор, осмотрел меня, довольно покрякивая:
— Вот что значит — молодой организм. Всё как на собаке… простите, ваше сиятельство, — врач смутился, а я махнул здоровой рукой, мол, пустяки. — Манька! — рявкнул он девку, и та поспешно материализовалась в дверях. — Подай графу стакан красного вина, похлёбку куриную и пареную свёклу. Ему для кровообразования как раз будет оченно пользительно. Пироги не неси — я в столовой их сам опробую. Графу пока такую пищу нельзя.
Потом, повернув лицо ко мне и натянув на неё уважительную улыбку, продолжил:
— Ну, что, господин хороший? Всё у нас идёт хорошо. Моя помощь больше не потребуется. Потому я завтра с утра отбываю к себе. И так три дни здесь пробыл. Нынче уже вона двадцатое мая уже. Ничего не скажу, у вас тут раздолье и кухня хорошая, но, батенька, дела требуют.
— Как двадцатое мая? Как три дня? — не понял я. — Вчера же только дуэль была.
— Нееее… Вы, ваше сиятельство, полутора суток почивать изволили опосля мово коньячку-то. Я будить господина не позволил, сон в таком разе — лучшее лекарство. Так что мне пора уже, получатся. А коль надобность кака появится, хуже там станет али ышшо с кем постреляться придумате, так я сразу тут как тут. Мне знать дадут, не волнуйтесь, Григорий Владимирыч.
Доктор поднялся, спрятал в нагрудный карман часы с секундомером, по которым он высчитывал мой пульс, и ушёл «опробывать пироги» в столовую, после которых планировал пойти почивать в гостевую комнату, чтобы с рассветом удалиться к себе. Я немного поразмышлял над тем, почему из тридцатого мая я переместился в двадцатое, но быстро понял: календарь же был переделан ещё в феврале 1918 года. Так что сложив тридцатое и три дня моей болезни и отминусовав те тринадцать дней, на которые сместились числа, как раз и получаем искомое двадцатое.
После столь сложных вычислений, которые отняли у меня массу сил, я с удовольствием навернул куриной похлёбки с клёцками, заедая суп горячим хлебом. Краюха была с хрустящей ароматной корочкой, воздушная — такой хлеб пекла моя тукшумская бабушка в своей русской печи, не признавая электрических аналогов и всякие там микроволновки. Запив похлёбку стаканом вина, я откинулся на подушки. Вошедшая Манька возмутилась, что я не съел пареную свёклу:
— Дохтур велели… Для крови, грит, дюже пользительно… Кушайте, барыч, надо…
Она стала меня кормить как маленького, засовывая мне в рот ложку с огромным куском свёклы. Тот не пролазил и звонко шлёпался назад в миску, разбрызгивая вокруг бордовый сок. Мне стало жаль красивого белья, я отобрал у Маньки ложку, взял свёклу руками и стал есть. Оказалось, что это очень даже вкусно, слегка горчащая сладость была приятна, хотя и непривычна. Дома мы никогда не ели свёклу, кроме как в борще.
Манька ушла, а я поднялся и по стеночке добрался до большого зеркала, висящего над рукомойником. Увиденное меня потрясло: я на самом деле был тем приятным стройным господином, которого видел в своём сне.
— Так вот ты какой, Григорий Владимирович… — пробормотал своему отражению.
По всем параметрам выходит, что я сейчас нахожусь в теле своего либо просто однофамильца графа Орлова, либо давнего предка.
Как хорошо живётся барам...
Утром следующего дня я почувствовал себя почти здоровым. Плечо всё ещё давало о себе знать, поэтому левую руку я подвязал полотенцем к шее, чтобы не напрягать её зря и лишний раз не тревожить рану.
Облачившись с помощью той же Маньки в атласный длинный халат, я попросил умыться. Девка хмыкнула, пожала удивлённо плечами, но спорить не стала. Её реакция навела меня на мысль о том, что бывший хозяин не был рьяным поклонником соблюдения личной гигиены. Если проще — неряхой он был отменным. Вон, даже на халате огромные жирные пятна, и на груди, и на пузе. А на подоле и вовсе… такое ощущение, что Плещеев руки вытирал собственным халатом после жирной курицы.
Манька приволокла бадью, хотела плеснуть туда воды, но я остановил её, попросив полить мне на руки. Так удобнее умываться, чем плескаться в бадье, как в болоте. Затем я указал ей на жирные пятна на халате. Девка снова хмыкнула, но уже слегка смутившись. Видимо, согласилась со мной, что одежда у барыча должна быть чистой.
На завтрак я попросил помочь мне выйти. А как бы мне узнать иначе, где в этом громадном доме столовая? Манька обрадовалась и подставила с готовностью мне локоть. Оперевшись на него, я дошёл до столовой. Почти не прибегая к артистизму пару раз останавливался, чтобы отдышаться. Видимо, при ранении граф Орлов, и в правду, потерял много крови.