— Не даются мне эти закорючки. Сколько не зубрю, только глаза от учебника оторву и уже не могу вспомнить, что обозначает символ «луста», а что «вирика».
Александра взяла из рук Мары коробку. Стоило достать первый кругляш, как непонятные символы на нем сложились в слово «печень».
— Ты это видела? — воскликнула Саша и поднесла кругляш к глазам Мары. — Чудо чудесное! Только что ничего не понимала, а теперь легко читаю!
— Что?! Читаешь?! — соседка чуть не плакала. — Ничего такого чудесного я не вижу. Закорючки и только. И никак мне не разобрать, то ли это «гага», то ли «секи».
— Это фиста. Печень, — проследив за стрелкой, ведущей к правому подреберью нарисованного мужчины, Саша вложила кругляш в нужное углубление. Символы на мини-амулете засветились зеленым.
— Ну вот! Даже ты, видящая все эти закорючки впервые, и то понимаешь, что написано. Я же настоящая бестолочь! Бестолочь! Бестолочь! — Мара билась головой о подушку, и Сашу, как ни стыдно признаться, порадовал ее выбор. Учеба учебой, а биться о стену совсем плохая затея. Можно последние мозги растрясти.
— Ты вовсе не бестолочь. Просто я из рода Читающих письмена. Мне любой язык дается легко. Стоит услышать пару фраз, как я уже могу сносно изъясняться.
— Везет же вам, магам, — Мара вытерла слезы о ту же подушку. — А мне ничего, кроме зубрежки, не остается.
— Я тебе помогу. Вместе всегда учить веселее.
— И я тебе пригожусь, вот увидишь! — глаза соседки уже сияли. А Александра улыбалась, вспоминая детские сказки, которые читала ей бабушка. «Не убивай меня, добрый молодец! Я тебе еще пригожусь!» Мара, по-своему поняв улыбку Алекс, приободрилась. — Кто, как не я, подскажет, с кем стоит водиться, а к кому лучше не подходить. Я хоть и учусь на лечебном-немагическом, всех ваших магов как свои пять пальцев знаю.
— А мы разве не будем вместе ходить на занятия?
— Нет, — Мара вздохнула. — Наш корпус налево, а ваш направо. Только здесь и будем встречаться. Даже обедать-ужинать будем врозь…
Мысль, что немагийники отлучены от «барского стола», покоробила.
— Тогда давай не терять время. Смотри, вот этот символ называется «луста». Таким амулетом лечится голова.
— Нет, мне не запомнить.
— Приглядись, на что похож этот символ? Видишь, он весь такой круглый, словно капуста.
— Ой, и правда похоже. Луста-капуста!
— А еще капусту называют кочаном.
— И голову так зовут!
— Ну вот, один символ уже освоили. Сколько еще осталось?
Мара опять тяжко вздохнула.
— Больше тысячи. Для каждого органа и каждой косточки свой. Глянь, весь учебник в рисунках.
— Значит, осталось всего-ничего освоить. Какие-то жалкие девятьсот девяносто девять.
Соседка в порыве благодарности обняла свою учительницу и тут же вновь покраснела.
— Ты чего?
— Ты даже пахнешь вкусно.
— Мыло леди Дафой. Это моя бабушка. Она уже стала Тенью, поэтому не сможет меня навещать.
— Везет тебе. Бабушка-Тень. А я сирота.
— Уже нет. У тебя появилась сестра. Привет, родная!
— Привет! Будем держаться вместе?
— Будем!
Глава 12. Неудавшийся ужин
Пока перебирали мини-амулеты со всеми этими «сати», «мули» и «агедамусами» (последний символ, звучащий так солидно, обозначал желудок), здание ожило. Послышались возбужденные голоса, смех, топот — будто кто-то убегал, а остальные мчались за ним, нестройное пение мужских голосов, закончившееся хохотом.
— Ой, божечки! Чуть ужин не прозевали! — соскочила со стула Мара. Резво захлопнула учебник, сгребла металлические кругляши в коробку, вырвала последний из пальцев Саши, нисколько не смущаясь, что та не закончила речь о важности чистки полости рта и зубов до завтрака — сказывалось влияние родителей-врачей. Александра и не думала, что так много запомнила, хотя папа с мамой дома появлялись от силы раз в году, а потом вновь уезжали то в Африку, то в Южную Америку, то еще в какие-то дальние края. Вот и пригодились ненавязчивые наставления. Конечно, если бы не природное любопытство, заставившее сунуть нос в их институтские учебники, многого за месячный отпуск родителей в голове не отложилось бы, но Александра с детства предпочитала завороженно листать атлас по анатомии, а не прекрасно иллюстрированный сборник сказок. В пору созревания, когда появилась нужда разобраться с собственным телом, а заодно узнать, как там все устроено у мальчишек, она читала медицинские книги по ночам, стесняясь выказывать вспыхнувший интерес к гендерным различиям. Бабушка не осудила бы, но тут же выложила бы деду, а его взгляд поверх очков и кривую улыбку, венчающую слова «созрела девка», Сашка не перенесла бы. Дед — директор завода металлоконструкций, выражения не выбирал. Приходилось краснеть перед подружками, когда они слышали, как Антон Петрович кроет начальника цеха по телефону.