Яшар. Яша, остынь. В тебе живет рана потери, рана прошлого, она никогда не заживает, но не должна так отдаваться болью. Время прошло. Я знаю, что только глупцы говорят – время лечит. Бред. Оно не лечит, а лишь снимает острую боль. Это душевные раны, а они не заживают. Память прошлого живет всегда и умирает вместе с нами, когда остановится сердце, перестанет течь кровь, но и жить с этим все время нельзя.
Яков. Да я и не живу. Когда теряешь дорогого человека, вдруг понимаешь, что за все надо платить, кем-то или чем-то. За наш груз прошлого мы платим возрастом. Молодые еще могут продавать душу для достижения своей цели, до расчета еще далеко. Позже продавать труднее.
Яшар. А ты бы продал?
Яков. Сейчас возможно и да, но кому она нужна?
Яшар. Тебе, Яша, тебе. Она о тебе столько знает, столько натерпелась, возможно, даже поистрепалась. Сам знаешь, старые тапочки всегда мягче и уютнее, чем новые, так и душа. Старая душа лучше, чем никакая. Не унывай. У нас тоже была цель, и мы взбирались наверх, ничего не продавая. Теперь потихоньку спускаемся и цель проста – как можно дольше продолжать спуск. Ты же не собираешься завтра умирать?
Яков. Хочется верить, что нет.
Яшар. И верь. Попробуй сделать вид, что веришь, и тебе станет легче.
Яков. Уговорил. Остаюсь.
Яшар. Все, хватит рассуждать. Кому эти рассуждения интересны.
Яков. Это интересно нам.
Яшар. Нам! Тебе, да, а мне это по фигу. Нам что через двадцать лет разлуки не о чем поговорить?
(Яков не отвечая, встает, проходит по комнате, смотрит за окно. Яшар наблюдает за ним) Яшар. Что разглядываешь?
Яков. Мало что изменилось. Когда мы уезжали, даже день был такой же солнечный, ясный. Ты даже не представляешь, как тогда защемило сердце.
Яшар. Представляю. Я стоял у окна, и тоже щемило сердце.
(Яшар поднимается из-за стола, подходит к Якову).
Яков. Да, время летит. Все, что было, уже кажется не таким уж и важным. Но вот парадокс, чем дальше от того времени, тем яснее картинка и острее переживания, как будто все было только что.
Яшар. Я все это вижу каждый день.
Яков. Ты, да, но там все другое, природа, которой мне не хватало.
Яшар. Так что не приезжал?
Яков. Дела.
Яшар. Дела! Давай садись, за ясность прошлого.
Яков. Да ты что! Мы же свалимся.
Яшар. Ниже пола не упадем, по чуть-чуть (садятся за стол, Яшар наливает. Выпивают).
Яшар. С приездом, дурачок.
Яков. Это почему же дурачок?
Яшар. А что нормально уехать, не зная, куда и вернуться затосковав.
Яков. Почему не зная куда. Там историческая родина.
Яшар (с усмешкой). Да ты что, Яша! Ты помнишь плакат из детства «Родина-мать». Оба женского пола. Мать всегда одна, как и родина. Где родился, там и родина (стучит по столу) Ясно!
Яков. Не буянь.
Яшар. Не буду.
Яков. А как еще сказать?
Яшар. Откуда я знаю. Израиль. Земля обетованная. Кстати, почему Израиль? Почему ты не поехал в Биробиджан? Там все ваши должны быть.
Яков. Ты что! Какие там наши откуда?
Яшар. И то верно, какие там ваши.
Яков. Я рад, что приехал, что именно здесь, почти ничего не изменилось. И ты все такой же.
Яшар. Все изменилось, разуй глаза, разве этот дом, да деревья. В первую очередь мы изменились, Яша.
Яков. Уверен?
Яшар. А то! Утром даже зеркало от меня отворачивается. Я когда просыпаюсь по привычке рано, лежу и думаю о чем-то с серьезным видом, торопиться-то некуда. А спроси через 5 минут, о чем думал, не вспомню.
Яков. Это склероз.
Яшар. Это маразм.
Яков. Отчего.
Яшар. От гнилой тоски. Какими мы были раньше! А! (мечтательно.) Молодыми, стройными. Красивыми…А, теперь? Конечно, кое-что осталось от былого, но вот красота поблекла. Во. Вспомнил.
(Поднимается, уходит и возвращается со старым фотоальбомом, садиться рядом с Яковом).
Давай освежим память страницами молодости, пролистаем лучшие моменты нашего прошлого, как понимаем теперь, почти безоблачного. Какие были мечты, когда у тебя нет ничего кроме детства. Только сейчас понимаешь, что, то время – сокровище. Это время счастья, к которому всегда стремились, но не замечали, что оно рядом. Глядя на эти фотографии, я понимаю, что там была иная реальность. В будущее смотреть порой бесполезно, там все предсказуемо – болезни, кровать, утка. Но в прошлом есть свои замечательные стороны. Вот чем оно хорошо?