Почти никто не принимает чернявого грека всерьез. Есть у человека талант!
– Но это не главное, Рич, о проверке ты и без меня узнаешь. Они накрыли «ковчег». Двенадцать человек, прямо при посадке. Говорят, взяли какого-то известного коммуниста, его искали по всему Марокко…
– Не так громко, – посоветовал я, отхлебнув из рюмки. – И не забывай тыкать пальцами в свои спички. Итак, второй «ковчег» подряд. До чего же доверчивый народ!
Деметриос качнул темными кудрями.
– Они не доверчивые, Рич, они… Им объяснили, что риска никакого нет, с полицией все договорено.
– И они, конечно же, хорошо заплатили. Деметриос, Деметриос, поистине грех продавать ближнего своего! Ты так не считаешь?
В ответ – быстрый испуганный взгляд.
– Я здесь совершенно ни при чем, Рич! Я просто… Просто рассказал тебе, по дружбе. Там, в Касабланке, есть человек, он это все организует. У многих эмигрантов нет другого выхода, сейчас идет замена пропусков…
Кажется, я его напугал. Значит, левантиец все-таки «при чем». Неудивительно, «ковчег» – это очень хороший доход. Едва ли чернявый упустил свой шанс и не подставил ладони. «Деньги» и «Деметриос» недаром пишутся с одной и той же буквы.
Из Марокко уезжали редко. У большинства попавших сюда не по своей воле просто не было средств. В Касабланке, а особенно здесь, в Эль-Джадире, жизнь все-таки не столь дорога, как в Испании и Португалии. Перебраться же за океан, в богоспасаемую Америку, могли лишь единицы. Но все-таки уехать пытались, особенно после того, как власти Виши всерьез взялись за наведение порядка. Порядок же был все тот же – «Новый», воспетый моим другом Львом Гершининым. Немецкая миссия в Касабланке всерьез взялась за поиск тех, кто сумел ускользнуть от гестапо. Французские власти тоже составляли свои списки, подчищая неблагонадежных. И, само собой, искали евреев, официально только среди эмигрантов, на практике же гребли всех подряд. Первых арестовывали, вторых отправляли «до выяснения» в Алжир. Оттуда еще никто не возвращался.
Выехать легально было практически невозможно, ни морем, ни по воздуху. Потому и появились «ковчеги», транспорты беглецов. Люди отдавали последние деньги за право сесть в катер, который должен достаивать их к стоящему за пределами территориальных вод «нейтралу». А дальше как повезет, куда повернет корабль – в Испанию, Португалию, Южную Америку. Мало кто задумывался, что станет делать в чужой стране, без денег и надежных документов. Смерть дышала в затылок.
И вот уже второй «ковчег» подряд стал ловушкой. В прошлый раз арестовали семерых, теперь – дюжину…
Отдохнувший оркестр врезал что-то веселое из контрабандного Глена Миллера. Прислушавшись, я не без удовольствия узнал «Chattanooga Choo Choo». Деметриос со вздохом принялся вынимать спички из доски.
– Между прочим, ты зря, – не без обиды заметил он. – «Лисьи шахматы» – игра очень интересная. И, кстати, поучительная. Помнишь сказку этих немцев, братьев Гримм? Лиса проголодалась и решила подкрепиться. Вышла, значит, на полянку, а там гуси. Она обрадовалась и говорит, что, мол, удачно попала, сейчас съем вас всех, одного за другим… Здесь, собственно…
– Давно тебя не видела, Рич! Не скучаешь без меня?
Платье в блестящей чешуе, запас неплохих духов пополам с потом, ухоженные руки в браслетах. На правой – змейка с зеленым глазком, на левой – золотая спираль в сверкающей крошке.
На лицо я смотреть не стал.
– Я тосковал без тебя, Марли. Вчера даже хотел застрелиться, но лень было сходить за патронами.
– Рич, ты совершенно безнадежен. – пальцы с кроваво-красными ногтями легли на мое плечо. – Но все равно я твоя навеки… Кстати, напоминаю, что мне нужны еще четыре эти штучки.
Наклонилась, коснулась щекой щеки. Сгинула.
– Эх! – безнадежно вздохнул грек, которого даже не удосужились заметить. Я подлил ему коньяку, улыбнулся.
– Не теряйся. С недавних пор наша звезда снизила расценки. Если захочешь, осчастливит прямо здесь, в тихом кабинете с проточной водой.
Деметриос, залпом опрокинув рюмку, поморщился.
– Рич, ты отвратительный циник. Тебе это еще не говорили?
– В последний раз – сегодня утром. А с Марли тебе все-таки лучше обождать, пока она закончит курс лечения. Осталось, как ты слышал, всего четыре укола. Я добрый циник, Деметриос, ампулы даю ей в долг. И это несмотря на то, что она каждую неделю пишет обо мне в комиссариат. Кстати, у нее хороший почерк.
– Марли тоже? – грек допил коньяк, взглянул горестно. – А такая красивая!
Он явно валял дурака, и я решил подыграть. Между «ковчегами» и тем, с чем этот пройдоха пришел, требовалась пауза.