Нуар.
Ночь нервными аккордами не давала спать. То ветер, то в окно стучится ветка, то слышен вой далёкий то ли волка, то ли псов. Андрей Иванович не спал, ворочался, с испугом слушал ночь, ещё не хватало только грозы, в грозу всегда становится особенно темно, в грозу становится намного хуже, в грозу не спрятаться, не скрыться, в грозу приходят старые воспоминанья. Он вскакивал, он всматривался через муть немытых окон в ночную мглу, он вглядывался в небо, на небе были звёзды и луна, на небе не было ни тучки. Андрей Иванович увидел, как по небу пролетела птица, быть может, ворон, может быть и аист, пойди-ка ночью угадай…
Луна безоговорочно в окно светила, а он ворочался в постели, он слышал вой собак, теперь он понял точно, это псы. Откуда? Здесь давно уже нет ни собак, ни кошек, ни людей, Андрей Иванович давно живёт здесь в одиночку, подальше от глобальных катастроф и мира денег, вдали от электричества и чёрных дыр, вдали от женщин, похожих друг на друга, он спрятался, сбежал, зарылся. Он вновь вскочил с постели, он пригляделся и увидел пса, тот нюхал землю и скулил. Андрей Иванович перекрестился, его пронзил холодный страх, он прыгнул на кровать и спрятался под одеяло. Его глаза смотрели в темноту, пытаясь распознать материю пододеяльника, зрачки метались влево, вправо, вверх и вниз, глаза всё больше выходили из орбит. Андрей Иванович боялся. От страха он изверг крутые газы, что вынудило вылезти наружу, из-под одеяла. И тут же он услышал вой, который забивал скулёж другой собаки, Андрей Иванович вскочил и подбежал к окну, он чуть не вышиб лбом стекло, когда сквозь ночь увидел то, о чём уже и догадался раньше. Всего лишь метрах в двадцати от дома, на ровной, только что постриженной лужайке, сидели псы, один большой и чёрный, другой чуть меньше, тоже чёрный, а может и не чёрный, пойди-ка ночью разбери, она же красит всё в свои цвета, такие, что они похожи как один, на чёрный. И тот, что почернее и побольше, всё прислонял свой нос к земле, всё нюхал землю и скулил, а тот, что меньше и ещё чернее, сидел, задравши нос и издавал протяжный вой. Андрей Иванович взглянул на небо, грозы пока ещё не предвещало ничего. Он резко повернулся и рванул к кровати, в неё запрыгнул и накрылся одеялом, он весь дрожал, и он боялся.
Под одеялом было душно и темно, Андрей Иванович не мог уже терпеть, потеть и прятаться, он яростно отбросил одеяло и вскочил с кровати. Андрей Иванович вновь подбежал к окну, смотрел в густую мглу, он видел псов, он слышал, как они скулят и воют. Большой и чёрный всё обнюхивал землицу, тот, что чуть меньше и ещё чернее, выл на луну, а может просто в небо, но ужас наводил другой, наверное, из них, он самый был большой и чёрный, тот пёс почти сливался с темнотой. Пёс-темнота КОПАЛ! Он рыл когтями лап передних, землю, он выгребал её, он издавал негромкий рык. И комья вырытой земли летели в морду чёрному-большому, который всё пытался нюхать дальше или глубже, и иногда сбивали с воя пса поменьше, но чернее. Андрей Иванович похолодел, его ладони были мокрыми от пота, его колени задрожали, словно листья на ветру, а сердце бешеным мотором пыталось развивать, наверно, скорость света. Он побежал к кровати, но на полпути остановился, подбежал опять к окну, и вновь уставился сквозь стёкла на собак, они всё совершали непонятный ритуал, Андрей Иванович почувствовал ещё волну холодного, как рыба, страха. Он развернулся, побежал к двери, но вновь, на полпути остановился и вернулся, взглянул на небо, нет, грозы пока не будет.
Андрей Иванович торопливо надевал сапоги, прямо на босые ноги, которые всё не могли попасть туда, куда положено попасть ноге, когда ты надеваешь сапоги. Его всё подгонял назойливый, как стая комаров, собачий вой, вот, наконец, он выскочил из дома, он побежал туда, где рылись псы. Он выбежал из-за угла, в кирзовых сапогах, в трусах семейных и алкоголичке-майке. Он застыл, он смотрел, как две собаки, тот, что большой и чёрный, и тот, который Тьма, копали землю, а тот, что меньше, но чернее первого, всё воет в небо, всё пощады просит, а может это что-то большее, другое? Андрей Иванович к ним побежал, но через несколько шагов остановился, развернулся, побежал обратно, вернулся в дом, закрыл дверь на засов и к ней припал спиной. Одышка, стуки в голове, вой псов, дрожат колени. Он вновь засов откинул и выбежал на улицу, рванул за угол, побежал к собакам, а те его не замечали, они всё рыли, выли и скулили. Андрей Иванович к ним подбежал, большой и чёрный высунул из ямы морду и уставился на человека, смотря ему в глаза, большими чёрными оливами. О Господи! У них ещё и чёрные глаза! Увидев это, Андрей Иванович сорвался с места и побежал обратно, к дому. Он хлопнул дверью, он схватил лопату, он снова побежал туда, где рыли землю псы. Пока бежал, Андрей Иванович смотрел на небо, там были звёзды и безоговорочно луна светила. Грозы пока не будет. Он подбежал к собакам, яростно размахивая штыковой лопатой, и тот, что меньше, но чернее, немного испугался, перестал вопить и отошёл на несколько шагов назад, а тот, который Тьма, не прекращал копать, лишь бросил резкий взгляд на человека. И в этом взгляде человек увидел силу, решимость и блестящие искры упрямства, близости цели. Андрей Иванович метнулся в сторону дома, но через пару шагов остановился и вернулся к яме, Тьма, вывалив язык и тяжело дыша копал, а большой и чёрный вновь стал нюхать мокрую землицу. Собаки вырыли вглубь уже сантиметров сорок, и по периметру квадрат, он получился почти идеальный, метр на метр. Над головою пролетела птица, а может быть, летучая мышь, они всегда летают ночью, над теми местами, где копают ямы.