– Домовой, – подтвердил собеседник. – А в чём дело? – заметив её недоумение, произнес он.
– Да ничего. Я просто домовых себе совсем другими себе представляла.
– Ну, знаешь ли, в моем представлении Ведьмы Теней тоже отличаются от тебя, – парировал домовой. – А ты не врёшь, ты точно Ведьма Теней?
– Я сейчас тебе это докажу, – возмутилась Женя, будто её задели за живое.
Девочка тотчас набросила Плащ, слилась с тьмой и превратилась в тень на полу. Проскользнула на стену, нырнула в неё и показалась уже за спиной у синего.
– Бу! – громко крикнула она, но домовой даже ухом не повёл.
– Как я догадался? – спросил он будто бы сам себя, оборачиваясь.
– С тобой неинтересно, – обиженно буркнула Женя, взлетела под потолок и обустроилась там спиной к новому знакомому.
– Извини, просто это слишком предсказуемо было, но в то, что ты Ведьма Теней, я поверил. Только как мне теперь доказать, что я домовой?
– Не надо ничего доказывать. Лучше скажи, как тебя зовут?
– Э… э… Шум.
Женя повернулась к нему, изумлено хлопая глазами, а потом покатилась со смеху.
– Что здесь смешного? – заорало существо; хотя его кожа и была синей, но сейчас она приобрела тёмно-багровый оттенок.
– Я сюда пришла узнать, что же за шум доносится из этого дома по ночам. Старая тётя Настя из соседнего дома говорила, что слышит жуткий грохот и вой противный. Оказывается, Шум из дома номер три живой и даже ходит, – объяснила дрожащим от смеха голосом Женя. Сейчас она висела под потолком вниз головой, не рискуя спускаться вниз к красному, как рак домовому.
– Грохот? Вой противный? – вопил он, размахивая кулаками. – Да что она понимает, эта старая кляча, что они все понимают?
– Кто «они»? – донесся голос с потолка.
– Мои сородичи они тоже считали, что я теряю время и произвожу какой-то противный шум. А я ничего плохого не делаю, я сочиняю музыку.
– Музыку? Так ты музыкант? А что ты сочиняешь? – заинтересовалась Женя, спускаясь с потолка.
– Разную. Вон, смотри, сколько у меня книжек об этом. – Шум подошёл к стопкам книг и поднял самую большую – она доставала ему до горла.
Девочка взглянула на книги: тут бы такие, как «Игра на гитаре», «Самоучитель игры на батарее», «Диковинные музыкальные инструменты» и тому подобные.
– Ты всё это читал? – искренне восхитилась она.
– Конечно.
– Ты, наверное, хорошо играешь?
– Конечно.
– А можешь продемонстрировать?
– Я ждал, когда ты об этом попросишь, – усмехнулся Шум. – Давай-ка, сыграю тебе на новом наборе бутылок и хрустальных фужеров.
– Разве можно играть на бутылках и фужерах?
– Еще как, – ответил домовой, уже расставляя перед собой бутылки, те самые, что стояли у стены. – Сейчас сама увидишь, вернее, услышишь: музыка получается просто потрясающая.
В полном недоумении Женя наблюдала за тем, как домовой готовится к выступлению. Он отобрал двенадцать бутылок, притащил откуда-то низенький столик и поднос с десятком хрустальных фужеров, наполненных водой. Затем он расставил всё это перед собой на столе.
– Ну вот, готово, – с этими словами он окунул пальцы в воду. Стряхнул лишние капли и провёл правым указательным пальцем по краю одного из фужеров. Тот отозвался приятным лёгким звоном. Шум закрыл глаза, прислушиваясь к звуку; когда хрусталь стих, домовой открыл глаза и продолжил – легкий звон наполнил всю комнату. Сначала «играли» только бокалы, потом музыкант обратился и к бутылкам. Подавшись чуть вперёд, он начал дуть в горлышки, и стекло начало издавать звук, похожий на рожок. Всё это слилось в единую прекрасную мелодию. Женя закрыла глаза, чтобы лучше слышать. Что-то было в этой музыке, что-то такое, что увлекало за собой, и уносило куда-то далеко. Только когда последний звук стих, девочка смогла прийти в себя и открыть глаза. Шум стоял рядом со своим столиком и смотрел в пустоту. Видимо, он тоже только что мысленно вернулся в комнату.
– Ну, как? – наконец спросил домовой.
– Великолепно, просто потрясающе, – воскликнула Женя.
– Спасибо. Жалко, что мои сородичи так не считают, даже имя дали такое.
– А как тебя раньше звали?
– Никак, у нас имена дают только в шестнадцать лет, на семейном собрании. Дают, судя по тому, чем ты занимаешься, а я тогда играл на барабанах, – синий грустно вздохнул.
– Не расстраивайся, ты прекрасный музыкант.
– Все мои сородичи придерживаются мнения, что домовой должен быть тихим и незаметным.
– Неудивительно, что им не понравилось твоё занятие. Кстати, а где живут твои сородичи?
– Раньше в деревнях жили. Днём по лесам бегали, ночью лазили по складам и хлевам. На одну деревню приходилось по две-три семьи. Мы у людей еду таскали, а взамен помогали хозяйство вести: всем хорошо жилось. А потом вы, люди, что-то чудить начали, пошла у вас какая-то коллективизация, индустриализация, переселяться начали. Деревни стали исчезать. Еду стало трудно добывать, пришлось нам тоже в города перебираться. Сейчас, в основном, живем на окраинах большими группами. Потихоньку из домовых превращаемся в обитателей метро, подвалов и помоек.