— Да вы же психи, черт вас дери! Вы что сделали, ублюдки?! — взбесился я, увидев своё отражение.
Стоило мне это сказать, как на живодера, который транслировал видео, кинулась химера, которую я парализовал некоторое время назад. Она перекусила ему шею. Второй ударом лазерного меча перерубил ей лапы. И как только живодер со щипцами отвлекся от меня, я схватил пистолет и выстрелил в него. Тот обернулся, хотел меня пристрелить, но я выстрелил еще раз, уже в голову. Шлем был снят, и пуля вошла в правый глаз. Второй живодер обернулся, не успев добить химеру, увидел произошедшее и только хотел ударить меня мечом, как я выстрелил и в него. Он остановился. Пуля не смогла пробить костюм. Я вскочил на ноги, но живодер замешкался, посмотрев куда-то за меня, и отпрыгнул. Когда я обернулся, меня схватила воздушная химера, и мы взмыли в воздух. Улетая, я увидел, как из леса мчатся другие химеры, учуяв запах, но у меня были уже совсем другие проблемы. Плечу было очень больно от когтей, и это перебивало страх. Я включил лазерные когти, чтобы перебить лапу, но увидел, что нахожусь метрах в двухстах от земли и если упаду, то просто разобьюсь и всё закончится значительно быстрее, безо всяких шансов.
Я стал ждать, когда химера приземлится или будет где-нибудь над водой, чтобы появилась хоть какая-то возможность выжить, но за нами увязалась другая, раза в полтора больше той, что меня несла. Мы начали лететь, петляя, а затем химера приземлилась недалеко от реки, выпустив меня из лап. Следом за ней приземлилась вторая, и они начали сражаться, ударяя друг друга хвостами, лапами, крыльями, пытались друг друга укусить. Я отбежал, прихрамывая, ближе к воде, чтобы скрыться, но из воды на меня выпрыгнула смесь крокодила со змеей. Гигантская пасть клацала, устремляясь за мной. Я побежал от неё, но споткнулся. Бой двух летающих химер переместился ближе ко мне, и я на какой-то момент оказался в самом центре сражения. Смесь крокодила со змеей вцепилась в крыло химеры, которая схватила меня возле палатки, и начала совершать вращательные движения, как это обычно делают крокодилы. Я не понимал хаоса, что творился вокруг меня. Один кошмар сменялся другим, и им все не было конца. Я должен был умереть уже сотню раз, но почему-то оставался жив. Было страшно, но на страх просто не было времени, чтобы его прочувствовать в полной мере. Иногда жизнь жутко издевается, подкидывая невообразимые вещи. Воздушная химера, которая была большего размера, пошла на меня, и когда оставались доли секунды до удара, её сбили в борьбе две другие. Я, понимая выпавший шанс, вскочил на ноги и кинулся бежать прочь от сражения. Бежал что было сил. Слышал, как они боролись, рычали где-то там, за спиной, но бежал, не оборачиваясь, включив тепловизор, чтобы не напороться на новых. В голове была паника. Во рту пересохло. Я очень громко дышал, а моё лицо проморозило. Видимо, кровь отошла от головы к ногам. Я сплюнул на бегу, но слюни были густыми и лишь повисли на плече. Я заскулил от паники, попытался смахнуть слюни с плеча, при этом продолжал из последних сил бежать прочь от удаляющегося хаоса. Жизнь висела на волоске каждую секунду, каждый миг, и каждый новый шаг был словно подарком. Невыносимо хотелось жить, несмотря на то, что когда-то думалось иначе. Видимо, нужно посмотреть смерти в глаза, чтобы увидеть эту жизнь такой, какой она задумывалась от природы. Жить — вопреки. И жить, чтобы жить, а не ради чего-то или кого-то, как вечно обманываются и надумывают себе глупые люди.
ГЛАВА V
Я стал уязвим практически для любой химеры: костюм порван, пистолет утерян, силы на исходе, еды вообще нет, палатки тоже, куда идти — я также не знал. Жизнь прошлась по моим планам на будущее, и единственное, что можно было сделать в моем случае, и это было действительно важно, это найти палатку, потому что в палатке был пробник, который и придавал смысл моему нахождению в регионе. В его поисках я топтал густую траву, а про себя думал о наболевшей теме, из-за которой, собственно, и пошел в регион. Она не давала мне покоя, несмотря на то, что происходило в моей жизни, как я ни старался думать о чем-то более важном, что было бы более оправданно. Уж так устроен человек, что порой что-то становится более важным и волнительным, чем сама жизнь.
«Мы не те, кого мы любим, мы — те, кто любит нас. Я тренировал Молли, она любила меня и этим влияла на все, что происходило в моей жизни. Когда было трудно или у меня не было настроения, она чувствовала это и приходила в мою комнату, ложилась рядом и просто была. Я смотрел на неё и менялся. Такая вот звериная поддержка... А была ли она зверем? Может ли зверь любить? Насколько ужасно я поступил, рискуя её жизнью? Люди, кажется, не понимают, что многое в жизни мимолетно, а некоторые вещи и вовсе происходят лишь в их собственной голове. Ожидания от светлых чувств вечные, будто это и правда может быть навсегда, но это лишь работа системы вознаграждения в мозге, не более. Это пройдет. Привязанность скоротечно превращается в страдания, неимоверная радость становится неимоверной болью, которую люди не хотят ни понять, ни изучить, ни почувствовать в полной мере, чтобы в будущем такого больше никогда не происходило. Грабли со временем начинают нравиться, и на них прыгают, как на батуте. Мир сумасшедших дураков, которым нравится получать черенком по изуродованным шрамами лицам…»