— Вот дерьмо! — вскрикнул я.
Понимая, что убежать не удастся, я забрался на дерево. Мотивация к жизни заставляла очень быстро делать многие вещи, в том числе принимать решения. Я лез выше, а подо мной скакала смесь буйвола с чем-то непонятным. Передвигалась она на задних лапах, у неё были рога, как у оленя, но в большем количестве. Пасть была клыкастая, но маленькая. Передние лапы — нечто среднее между копытами и лапами льва, а задние — просто обычные копыта. Очень короткая шерсть серого цвета. Создавалось впечатление, что химера то ли бледная, то ли седая, но явно очень странная. За мной залезть на дерево она не могла, что меня радовало, но вот не дать мне уйти — это пожалуйста. Я это понял через пятнадцать минут сидения на дереве. Химера ходила подо мной, прислушивалась и рычала.
— Да что же я скатываюсь-то все глубже в задницу?! — сказал я шепотом.
Отцепив шлем от руки, я бросил его в сторону болота, где в воде была еще одна химера. Этим я хотел её спровоцировать, чтобы завязалась драка, но, когда бросил шлем, ничего не случилось. Разве что серая повернулась к болоту. Таким образом, выбора у совсем меня не оставалось, нужно было слезать и сражаться. Только я хотел спрыгнуть и напасть, как услышал какое-то шевеление в воде. Серая начала принюхиваться и рычать. Я затаился. Вода снова плеснула. Серая начала подходить, и тут из воды на неё выскочила огромная химера. От испуга я неосознанно начал лезть выше на дерево. Это был крокодил с очень крупными лапами, которыми он вцепился в жертву, а пастью сдавил серую химеру и начал мотать мордой из стороны в сторону, стараясь её разорвать. Сердце у меня заколотилось. До меня вдруг дошло, что на месте серой мог быть я, когда черпал воду, и что мне удивительно повезло уже, как минимум, дважды: когда меня не сожрала серая и когда меня не сожрала водная. Жизнь удивительным образом то ли берегла меня, то ли издевалась, но что-то явно происходило. А может, выживание и есть череда удач и это абсолютная норма? Кто знает...
Дождавшись, когда водная химера насытилась и уползла в воду, я слез с дерева и потихоньку побежал, оглядываясь по сторонам. Шлема у меня уже не было. Рисковать жизнью ради тепловизора я не стал, хоть он и был очень важным элементом выживания. Все, что у меня оставалось, — это лазерные когти и моя никому не нужная жизнь. Чисто логически, до смерти осталось недолго, и мне это было очевидно. А раз так, то на что потратить последний день, если, конечно, его удастся дожить? Пытаться и дальше выжить, борясь с химерами, созданными убивать, в мире, где они подстерегают на каждом шагу? Каковы шансы? Чего уж тут смеяться: без вариантов! Искать палатку в неизвестном направлении? Сожрут раньше, чем я замечу химеру на горизонте. И тут, конечно, меня одолел пессимизм, ведь все планы были разрушены, шансы хотя бы просто выжить катились к нулю, и с каждым чертовым днем сил становилось все меньше. Постоянно хотелось есть. Какой-то мир вечного голода...
Вот такая она, реальная жизнь вне теплых домов, супермаркетов, нелюбимой работы, вне культурных рамок и чьей-то заботливой поддержки. Так грустно вспоминать, что когда-то это все было у меня, в моей жизни, можно было потрогать рукой, ощутить кожей и не думать о еде... О чертовой еде! Твою мать, как же хочется просто сесть на гребаный стул за гребаный стол и нормально поесть!..
Я, свесив голову, дошел до дерева, на котором провел ночь, сел под него и заплакал. Пережитый стресс был налицо. Человеком с железным характером я точно не был. Да и, в общем-то, нет таких людей. Все порой плачут, просто этого никто не видит. Да и зачем это кому-то видеть? Твои слезы — твоя печаль, и никому они, кроме тебя, не нужны. Мир жесток не только в регионе, и зубов у него гораздо больше, чем показывается. Одни врезаются в спину, другие отнимают руки, у третьих и вовсе нет видимой стороны. Сидишь потом с порванной душой, с изуродованными надеждами, перебирая все эти лохмотья, словно из них можно еще что-то сшить, и на что-то надеешься, глядя в пустоту. Но пустота не отвечает. В ней никого нет... И никогда не было.
ГЛАВА VI
Спустя некоторое время мне полегчало. Поутихло даже чувство голода. Я лежал, свернувшись под деревом в позе эмбриона, и смотрел на камень, думая о том, что когда-то было у меня. Вокруг текла своя жизнь, во мне — своя, но мир от этого не становился другим, ни внутренний, ни внешний. Все было прежним, несмотря на то, как я и к чему относился, как и на что смотрел, о чем думал. Фактически, все оставалось неизменным, и я об этом думал, переживал. И в этот момент из-под камня появилась моя старая знакомая. Я приподнялся, увидев ее. Она это заметила и спряталась обратно под камень.