– Фигня какая-то – успокоил он себя мысленно и взгляд его упал на фотографию, стоящую возле горящей лампадки. Это было старое, чёрно-белое фото, на которой покойник был ещё молод, в белой рубашке, с расстегнутой верхней пуговицей. И Макс снова наткнулся на взгляд полный злости и тоски, и опустил глаза к полу.
– Фигня какая-то – ещё раз сказал он себе, не в состоянии придумать других слов. Мозг словно застыл, видимо боясь размышлениями усилить страх.
И чтобы ни на что больше не натыкаться глазами, он стал смотреть в пол, нервно покусывая нижнюю губу. Ему хотелось выйти из этой комнаты, но отсутствие деда сковало его. Он понимал, что выйти вот сейчас, самому, будет грубостью, неуважением, и потому, когда дед вернулся, Макс вздохнул с облегчением.
– Как ты, нормально? – спросил дед едва слышным шёпотом, заглядывая Максу в лицо.
Макс молча кивнул, тяжело сглотнув и почувствовав слегка онемевший язык. Показывать деду, что ему по-настоящему не по себе, не хотелось. И он сохранил лицо спокойным, несмотря на то, что сердце заметно трепетало.
– Пойдёмте на улицу – так же еле слышно сказал дед.
Макс торопливо развернулся, и стараясь ступать на одни носки, бесшумно вышел, подталкивая вперёд Пашку.
– Давай, давай – едва различимым и каким-то слабым, словно у человека перенёсшего тяжёлую болезнь, шёпотом говорил он ему, давя ладонью в спину.
Дед шел последним. В сенях Макс наткнулся на мужчину с женщиной, тех, что разговаривали во дворе. Они молча пропустили выходивших, и Макс едва ли не радостно вздохнул, когда наконец-то оказался вне дома. Здесь пахло чем-то свежим, пусть и вперемежку с пылью, но во всяком случае не похоронами.
– А где ж гроб? – спросил Макс у деда, просто, чтобы говорить и словами выдавливать из себя страх, в который там, в комнате, переросло беспокойство.
– Зачем? – непонимающе спросил дед, но тут же его лицо просветлело – Я и забыл, что вы не знаете – он медленно провёл ладонью по бороде и так же медленно проговорил – Мы в землю теперь не зарываем. Мы сжигаем теперь.
– Ну надо же – протянул Пашка – А чё эт так?
– Краки всё кладбище перерыли – дед насупился – Видать с голоду и мертвечину едят, твари.
– Ого – глупо ляпнул Пашка и перевёл удивлённый взгляд на Макса – Слыхал? Но ведь вроде же, Егорыч, в землю заведено зарывать. А так, оно как-то, не по-русски, что ли.
– Придурок ты, Пашка – зло бросил Макс – До хрена ты знаешь что по-русски, а что нет? Между прочим, раньше русские именно сжигали умерших – он махнул рукой, словно отгоняя надоевшую муху – Молчи уже.
Во двор вошли Сергей с младшим. Ружьё было в руках у младшего, отчего лицо его сделалось немного заносчивым.
– Егорыч, пора уже нести, а дядь Саши нету – сказал Серёга.
– Иди, помоги перекласть – дед махнул головой на дверь – Если не придёт, тут хватает мужиков.
– Угу – буркнул Серёга, и легко поднявшись по ступенькам, скрылся в доме.
Младший присел на корточки возле забора, поставив ружьё прикладом на землю.
– Ты на улицу лучше выйди, Васька – дед недовольно покачал головой – Ох уж и лентяй.
– Да не будет ничё – отмахнулся младший.
– Ну, смотри. Хотя, а нам чего тут делать? – дед на секунду обернулся к Максу – Пойдём мы, наверное, на улице постоим. Васька, ты нести будешь?
– Не знаю – младший пожал плечами.
В этот момент, во двор вошёл мужчина лет пятидесяти, коренастый, с пышной, чёрной шевелюрой, в которой то тут, то там белели седые волоски. Он выглядел запыхавшимся.
– Я понесу, Егорыч – сказал он, и подойдя, пожал деду руку – Как там баба Нюра?
– Да вроде держится.
Мужчина тяжело вздохнул.
– Да-а. Тяжело сына пережить. А это те хлопцы, что появились? – он протянул руку Максу, и Макс пожал в ответ. И от этого крепкого рукопожатия, как будто гора свалилась с его плеч. Максу всё ещё казалось, что местные как-то пытаются отстраниться от него, и ещё казалось, они это делают потому, что он как бы причастен к смерти хозяина этого дома, но теперь ему вдруг поверилось, что это не так.
– Просто им сейчас не до нас – подумал он, глядя, как Пашка жмёт руку мужчины.
– Серёга там? – спросил мужчина у деда.
– Тама. Семёна перелаживают, наверное.
– Я тоже это… пойду.
– Иди, иди, Саш. Мы на улице будем, если чего.
– Угу – буркнул мужчина и ушёл в дом. Дед ещё какое-то время молча стоял, разглядывая стену дома.
– Штукатурка обваливается – сказал он вдруг с какой-то грустью в голосе – А не до неё окаянной сейчас. Может потом?
Он медленно двинулся в сторону ворот, а в открытых дверях дома появился Серёга. Он проталкивался через сени с деревянным сооружением в виде носилок, дёргаясь туда-сюда. Видно было, что эти носилки за что-то постоянно цеплялись. Лицо Серёги было напряжённым и сосредоточенным, он шевелил губами, беззвучно ругаясь.
– Помочь? – спросил Макс, и не дожидаясь ответа, взбежал по ступенькам.
– За ручки возьми – напряжённо ответил Серёга, безрезультатно дёрнувшись вперёд.
– Угу – Макс взялся двумя руками за верхнюю ручку и легонько потянул на себя. Ручкой была круглая жердь, прибитая к старой двери.
Дед остановился и обернувшись, стал с вниманием наблюдать. На его лице появилась едва заметная улыбка.
– Подожди, я сейчас назад чуть сдам – сказал Серёга, и Макс угукнув, сделал шаг вперёд.
Примерно через полминуты они положили носилки на землю посреди двора, и Серёга облегчённо выдохнул.
– Фух, умаялся – сказал он, и улыбнулся Максу – Спасибо, что помог.
– Да не за что – пробормотал Макс, и развернувшись, посмотрел на деда – Что, Егорыч, на улицу пойдём?
Макс почувствовал внутри радость от этой благодарности с улыбкой. Со стороны местного, почти незнакомого человека, она прозвучала более чем искренне, и разом разрушила страх и обеспокоенность, но она же и смутила своей неожиданностью.
– Угу – кивнул дед – Пойдём, подождём.
Они вышли из двора. Макс заметил вдалеке справа двух человек, которые суетились возле какой-то кучи, и понял, что там и будут сжигать. С другой стороны, той, откуда они пришли, Макс увидел ещё одного человека с ружьём.
– Наверное, тот самый Колюня – решил Макс, и опёршись спиной на забор, стал ожидать. Пашка присел на корточки, плюнул и принялся глупо рассматривать плевок. Было заметно, что всё это его угнетает, и скорее не мрачностью, а скукой. Макс недовольно покривился.
Во дворе послышались напряжённые звуки, стук шагов по деревянным порожкам, тихие, но резкие слова.
– Осторожнее…правее чуть…придерживай голову…поправь, поправь…
Через минуту открылась наружу одна из створок ворот, и из-за неё появился младший. Он сделал пару шагов, и развернувшись, стал смотреть внутрь двора. Макс оттолкнулся от забора и выжидательно уставился на распахнутую створку. Напряжение снова вернулось к нему, и даже в него, казалось пробравшись в самый желудок, то естественное напряжение, которое бывает всегда, когда начинаются какие-то значимые события. А Макс знал, что сейчас будет. Сейчас вынесут мёртвого из двора, в котором он жил, а возможно, в котором он и родился, вынесут навсегда, бесповоротно, и он уже никогда сюда не вернётся. Нет такой силы, чтобы вернулся. Пашка медленно поднялся и отошёл от ворот подальше, остановившись возле деда. Дед тоже ожидал, напряжённо поглаживая бороду.
Процессия появилась только через пару минут. Видимо что-то там доделывали, может укладывали, может соображали, кто понесёт впереди, кто сзади. Макс за это время успел нервно наковырять небольшую ямку носком кроссовка, и когда мертвеца вынесли, он замер и тяжело уставился на носилки.
Мертвец лежал накрытый до шеи простынёй, края которой были подоткнуты под него. Спереди носилки тащили Серёга с тем мужиком, который здоровался с ними во дворе, сзади двое из незнакомых Максу. За носилками шла мать с женой и женщина, разговаривавшая во дворе. На её плече лежало белое полотенце, свёрнутое в несколько раз по длине.