***
Джим безумно устал: голова пухнет от новых знаний, в сутках, как минимум, не хватает 48 часов 56 минут, дел по горло так, что он захлебывается, а количество лекций не уменьшается. Он забывает, когда ел, а когда спал, и если бы не Боунс с его режимом дня и рационом питания, Кирк давно бы свалился и сгнил заживо. Как удобно, когда есть на чьи биологические часы ориентироваться.
Джим не помнит лиц партнеров, с которыми трахается, и давно не ощущает вкуса виски, ядреных коктейлей на водке и элях, воды… Даже драки перестают приносить необходимую дозу адреналина и боли. Но Джиму и такая жизнь вовсе по душе – он похож на легкий звездолет, потерявший управление и вошедший в смертельное пике – осталось только лапки сложить и орать от радости. Свободное падение длиною почти в два года, а Джим – без реактивного ранца и даже без спасательного парашюта. Что тут говорить? В его персональному Аду перестановка декораций и смена действующих лиц. Там теперь Сулу и Чехов, Спок и Ухура, преподавательский состав и куча недругов, что он успел себе нажить в процессе обучения.
Главный специалист по котлам и пыткам, конечно же, вулканец. Джим и представить себе не мог, что судьбоносное обещание станет договором с дьяволом, по которому у него – никаких прав и одни сплошные обязанности. Хоть в петлю лезь. Вот только Кирк предполагал, что в 70 процентах случаев именно так все и получится. Это же Джим! Это же чертов вулканец! На него не действует ни работоспособность знаменитого кадета, ни усидчивость, ни тяга к знаниям, ни скорость эти знания усваивать и применять. Даже успехи по его собственной дисциплине остаются недооцененными, тогда как Ухуру этот паршивец давно и часто выделяет из толпы. И что бы Джим ни делал, а Спок остается хладнокровным змеем, который взирает на него, как на ретивого бандерлога – со смесью презрения и философской отстраненности.
Кирк уже что только не испробовал, но результат один и тот же. Он и флиртовал, и соблазнял, и открытым текстом высказал однажды свой интерес, а гоблину все как с гуся вода. Фиолетово, параллельно и индифферентно до известной матери. Гора, которая и сама не двигается, и Кирк-Магомет не может до нее дойти. Аж сердце рвется на части…
И Джим устал. Устал учить, конспектировать и экспериментировать. Устал есть, спать, встречаться с друзьями. Устал целовать не те губы, дрочить и трахаться, представляя одно только лицо. Да, за два-то года его чувства успевают несколько раз настолько видоизмениться, что он не удивляется, что помимо жажды убийства в нем настолько же повсеместно угнездилась страсть. Ну а что такого? Они ж, так его раз так, все-таки родственные души – секс хоть и необязателен, но желательно подразумевается. А Кирк – молодой парень, в расцвете лет, но уже не сил. Сил с каждым днем все меньше. Спок не видит, не слышит, не чувствует, а Джим только и делает, что бьется головой в закрытые двери – по всей видимости, ему никогда не откроют. Он устал таскать ему свое сердце на блюде и смотреть глазами побитой собаки – за два года вместе с ненавистью, презрением и отвращением в глупой мышце проросли надежды. И страхи, и сомнения, и симпатии, и связь, которая и так уже душит его черт знает сколько лет – зацвели, заколосились и выпили из своего хозяина все соки. Джим не хочет знать, как называется эта болезнь, хоть и подозревает, что у той есть весьма емкое и, может быть, даже не матерное название. Какой в этом смысл, если спасения все равно нет?
Ему кажется, что танцы на этих углях длятся уже целую вечность. Как бы Кай, то есть Кирк, не выплясывал, а слово именно то. И обозначает то же самое. Именно вечность он уже пытается побороть эти чувства. И именно вечность он проигрывает с завидным постоянством. Спок уперт и не видит ничего, дальше собственного носа, и уже целую вечность Джим пытается до него донести, что вот он – рядом, под боком, именно тот, кто нужен, единственный и неповторимый. А на деле же вечностью оказываются всего два года, по истечении которых, Джим отчаивается и уходит с Пайком в миссию.
Он выполнил свой зарок – окончил Академию в рекордные сроки, и теперь свободен нести службу где угодно – ему везде будут рады. Теперь он волен отчаиваться сколько душе угодно, потому что тот, ради кого зарок и был дан, в упор не оценил чужих стараний.
Джим уходит с легким сердцем – лучше сдохнуть где-нибудь в джунглях Волос Вероники или в топях Дельты Анталики М21. Лучше клингоны или плебеи-каннибалы Солнечного Ветра. Самая страшная, изощренная или нелепая смерть лучше равнодушия. Потому что сколько бы Джим ни пытался, а ответ всегда один и тот же – вулканец никогда не признает у себя наличие человеческой родственной души. Даже тесать кол на его голове бесполезно – это за гранью его понимания. Зато для Джима – чертова ебанутая реальность, с которой он в очередной раз ничего не может сделать. Лучше Пайк и открытый космос, чем навечно застрять между двух огней – Споком и собственными чувствами.
Он решается не легко и не спонтанно – решение давно вызрело, и он быстро его принимает. Даже забив на третью попытку сдать чертов Кобаяши Мару. Первые две закончились фиаско, во второй – и вовсе все умерли, а потом Джим выяснил, что в соавторстве теста выступал вулканец, и не смог отказать себе еще в одной попытке – он готов перекроить этот тест вдоль и поперек, но сдать успешно. Уже после экстерната и итоговых экзаменов с чужим выпускным курсом. Он ведь говорил, что ему море – по колено? Он предупреждал. А тест станет вишенкой на торте его обучения в Академии. Косточкой от нее он заставит Спока подавиться и кашлять до кровавых соплей – вскрыв его коды, обманув программы и прописав свой сценарий развития событий.
Вот только теста не случается. Джим не успевает даже некоторые результаты по экзаменам получить, не то, что диплом, звание или лычки, как к нему приходит Пайк. У того – срочная двухлетняя миссия, и если Кирк закончил маяться дурью со своим обучением, то добро пожаловать на борт его корабля. Всего-то и надо: сдать еще несколько тестов и получить полетное предписание. И гори оно все адским пламенем.
***
Джим прощается коротко. Смотрит хмуро и цедит сквозь зубы. Как будто на тот свет собирается. И Боунс замирает, глотает с трудом горечь и глупые вопросы, типа: «а как же я?» и «что со мной будет?» Чертов Кирк опять переворачивает все с ног на голову! А Джим наконец выдавливает из себя жалкое подобие улыбки и просит дождаться его. Обещает вернуться… Да не в этом же дело! Это Боунс будет ждать его и выпуска! А Джим должен за это время не сдохнуть! Хотя… Если обещает, то Леонард, наверное, должен верить? Поверить этому голубоглазому ублюдку, что тот сможет не угробить себя за два последующие года. А что Маккою еще остается? Его-то на корабль без звания не пустят! Все, что Леонарду остается, это – скрипеть зубами от злости, проклинать этого неугомонного Кирка и молиться, чтобы тот действительно не сдох. Где-нибудь в ядовитых степях Сааки или в плену у каких-нибудь туземцев из созвездия Жирафа. Хотя, о чем это он? Джим-то будет наверняка изобретательнее…
Он уходит. Академия еще пару недель полнится слухами и обсуждениями необычного кадета, а потом возвращается к привычной жизни. Пресной, обыденной и до омерзения тихой. Боунс пересекается несколько раз с Ухурой, но они ни о чем не говорят. Несколько раз завтракает с Сулу – только когда мальчишки Чехова нет рядом, а на лекции по ксенолингвистике Леонард забивает. Даже если дело не в Споке, не в том, что он, может быть – родственная душа Кирка, но чертов вулканец стал катализатором. Того, что Джим сейчас в космосе без Боунса. Без своего дорогого друга, лечащего врача и ангела-хранителя. Если Пайк уроет Джима на этой своей чертовой миссии, Маккой пришьет Споку его дебильные уши к его не менее дебильной заднице.