— Напрасно отказываетесь, Назаров, что были в поселке в этот день, — Туйчиев протянул ему фотоснимки Долгова и Захарова. — Ведь вы там встретили этих людей. Не так ли?
Назаров долго изучал фотографии, выигрывая время. Наконец проговорил:
— Как же я забыл! Был я пятого мая в поселке, а эти двое бандитов еще напали на нас и избили.
— Нельзя ли подробнее, с кем вы были и где на вас напали?
— Ну как же, приехал я в поселок поездом, знакомые у меня там, вышел на перрон и встретил начальника цеха нашей фабрики Виктора Самсонова, пошли мы с ним, разговариваем, и тут на нас напали эти негодяи...
— Это Самсонов? — Туйчиев показал Назарову фотоснимок убитого. Настала решающая минута.
— Он, — после длительной паузы произнес Назаров. Николай поднялся со стула и быстро вышел.
— Скажите, Назаров, сколько лет вашей жене? — неожиданно спросил Туйчиев.
Назаров опешил: настолько несуразным показался ему вопрос.
— Моей? — переспросил он, — сорок девять.
— И давно добивался ее благосклонности Самсонов, который был в два раза моложе ее?
— Не понимаю.
— Опять пробел в памяти?
Назаров убедился, наконец, что дальше изворачиваться бесполезно, и во всем признался. Да, это он убил Самсонова.
— Прошу занести в протокол, — вытирая дрожащей рукой пот на лбу, сдавленно произнес Назаров. — Я признался сам.
Туйчиев внимательно посмотрел на него.
— По-вашему, это явка с повинной? За что вы убили Самсонова?
— Ничего плохого к парню я не имел... Это все Потапов... Окрутил меня, сволочь, — заревел Назаров. — Скажите, суд учтет, что у меня диабет?
Потапов относился к той немногочисленной категории людей, чье извращенное представление об истинных жизненных ценностях прямо связывалось с жаждой наживы. Добывать деньги любыми способами — таков был его сознательный жизненный принцип.
Сейчас Потапов уже не мог бы ответить, когда это началось. Вот он, двенадцатилетний мальчишка, слушает рассказы отца, мелкого служащего у нэпмана, о том, как наживается его хозяин. Отец буквально захлебывался от восторга, выкладывая подробности о махинациях фирмы «Геликон. Пуговицы и гребешки». По выходным дням, выпив, он становился особенно словоохотливым и начинал воспитывать сына.
— Деньги, они, милый мой, сила, — поучал отец. — Вот ты гляди на меня. Где у меня деньги? Нету. Значит, я кто? Нуль...
Влечение отца к деньгам, его постоянные наставления глубоко запали в душу подростка, но первая попытка разбогатеть кончилась для Сашки печально. Целковый, вытащенный из старой бабкиной сумки, пришлось вернуть. А отец, расписывая ему ремнем место пониже спины, приговаривал: «Богатым стать захотел!.. Это, милый мой, хорошо, только голова здесь нужна. Надо ловкость ума иметь, а не рук».
Урок, преподанный отцом, впрок не пошел. Сашка твердо считал, что ловкость рук тоже нужна. И в дальнейшем довольно успешно сочетал оба способа.
Пять лет заключения, к сожалению, не исправили Сашку. Он жадно впитывал в себя рассказы о ловких дельцах, о различных аферах и по-прежнему мечтал, как он сам выражался, «о процветании собственной фирмы».
Выйдя из колонии Александром Павловичем, он стал гораздо осмотрительнее и осторожнее. Устроился на работу в одну из московских артелей, выпускающих шерстяные кофточки, тщательно подобрал «нужных» людей. По его предложению, на каждом изделии экономили пятнадцать граммов шерсти и из остатков изготовляли новые кофточки, которые реализовались через ларьки. Дело процветало, но перед самой войной засыпался один из заведующих ларьков и потянул за собой всех. Суд приговорил Потапова к десяти годам лишения свободы. Этот срок он отсидел полностью — постарел, полысел, лишился многих зубов, но неистребимая жажда наживы продолжала в нем клокотать. Хитрый, бессовестный, изворотливый, он избрал своим девизом осторожность.
Темные дельцы, всевозможные комбинаторы, охотники до народного добра отдавали должное умению Потапова выходить сухим из всяких передряг и охотно имели с ним дело. Он прекрасно знал их слабые места и быстро подчинял своей воле. Его боялись. Кто-то распустил слух, что Потапов в гневе прибил одного из своих компаньонов, и никто не хотел оказаться в подобной роли.
Решимость идти на риск, точный расчет в махинациях создали вокруг Потапова ореол некой исключительности и превосходства. Он презирал прожигателей жизни и всем своим поведением старался не привлекать к себе внимания. Он скромно одевался, не посещал рестораны, не обставлял квартиру новейшей мебелью, обращая доходы от темных дел в золото. Не давая себе увлекаться, он выработал твердое правило: подолгу на одном месте не засиживаться. Действуя подобным образом, он в течение многих лет избегал разоблачений.