- Обожди... Он ведь офицер, сын? Обстрелянный, к тому же, как я помню.
- Так точно. Капитан ВДВ, спецназ
- Берет направо? - усмехнулся генерал. - Боевые отличия есть, конечно?
- Два оОрдена Мужества, медаль 'За отвагу'. Вообще-то его представляли к Святому Георгию, но он...
- Водка? На кулак не сдержан?
- Ладно бы на кулак. На язык. Что-то там сказал проверяющему из министерства. Ну вот и остался в капитанах. Там ему досрочное звание шло за отличное выполнение боевого задания. Ну а раз в старшие офицеры не вышел, Святой Георгий - мимо. Второй орден Мужества получил.
- Грубиян что ли? - удивился генерал, - Александр Прохорович такой интеллигентный человек. Ну медик, конечно. Это тебе не волчары из ВДВ. А сын, видишь какой... Не похоже, что 'генеральский сынок'.
- Остряк-самоучка. - с осуждающей грустью, как ему показалось, очень уместной в данном случае, сказал полковник.
- Вот так-то с герералами шутки шутить, Иван Павлович, - странно отреагировал на сказанное генерал, чем сильно озадачил полковника. Тот не нашелся, что сказать в ответ и только деликатно хмыкнул. - Ладно, - продолжил генерал, - дадим ему возможность исправиться и получить недополученное. Дело серьезное. Очень даже. И путанное. Много вокруг него накручено, Гущина этого... И стекло, и трупы какие-то непонятные. А он у нас без прикрытия остался. Десантника вводить в дело немедленно. - Он задумался на секунду, как выяснилось, искал окошко в напряженном дневном графике завтрашнего утра. - Завтра в десять ноль-ноль его ко мне... Что еще?
- Не получается завтра, товарищ генерал. Климов в операции. Командование его уперлось... - беспомощный выходил ответ, и полковник, почувствовав это, замолчал.
Генерал, однако, не заледенел, как ожидалось, не выпятил губу: знал, как сейчас договариваться с армейцами, буркнул только недовольно: "Ты их спрашивай больше. А убьют его в этой операции, что будешь делать? Не получается добром - арестуй. Выкради. Там разберемся. Что ещё?
Полковник помялся.
- Куратор операции до сих пор не утвержден...
Генерал взглянул на него в упор, насмешливо-понимающе. Пошевелил губами. Выдержал паузу.
- Ладно, если сумеет твой, как его?
- Мишин...
- Мишин завтра к десяти Десантника доставить, проявит, так сказать, инициативу и оперативную смекалку, то и назначим его куратором. - И добавил уже совсем по-дружески, - Дедом они тебя ещё не сделали? Вот и мои тоже все для себя пожить хотят. О нас, стариках, совсем не думают...
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава первая
Это случилось на третий день после того, как вахта поднялась в погрузочный блок. И события эти - отлет на Землю горняцкой смены и видение - были между собой связаны. Конечно, полторы сотни горняков, металлургов и обслуги, отмотавших по контракту два года в катакомбах Марса, были здесь ни причем: со сменой ушла Лариса.
Видению предшествовал сон. Длинный, путаный, тревожащий. Снилась Володе Земля, но по-марсиански скученная. Он бродил по улочкам-коридорам, плутал, попадал в какие-то дворики-тупики и долго из них выбирался. Потом неожиданно оказался на лестничной площадке: близко - рукой дотронуться - обшитая по провинциальному обычаю искусственной кожей дверь. Сердце редко и тяжело забухало: где же он видел такую? Толкнул ее, болезненно предчувствуя тщетность своих надежд, прошел длинный узкий коридор... И оказался на пороге своей марсианской квартиры. Прошел в комнату. Сел на кровать.
В ванной шумела вода, светилась полоска у неплотно прикрытой двери, а на спинке стула висели ее шорты и футболка. И вот тут произошел какой-то непонятный, неуловимый сбой, словно он задремал во сне и сразу же проснулся... Что-то изменилось? Нет, и вода в ванной шумела, и шорты висели на спинке стула. Плохо соображалось: мысли были неповоротливы, как бывает и во сне, и сразу после пробуждения от тяжелого забытья. И тут шум воды оборвался и из ванной вышла Лариса: тонкая, упругая с блестящими счастливыми глазами.
Кутаясь в банное полотенце, тряхнула тяжелыми черными волосами, разбрасывая вокруг себя брызги. Встретились на середине комнаты. Влажные руки охватили его за шею, полотенце соскользнуло к ногам, загасли, утонули в ресницах зрачки и губы ее, тонкие, нетерпеливые, требовательно раздвинули его губы. Было так, как бывало, когда все хорошо. Но было и что-то другое - знакомое и тревожащее. Он не хотел признаваться себе в этом, отстранялся от мыслей, которые уже начали смущать его, отвлекать от происходящего. Он точно знал, что это не сон: сны настолько реальными не бывают. Но лучше бы сон... Потому что, вернуться она не могла, это не реально. А то что реально - лучше бы этого не было. Он бессознательно напрягся, прислушиваясь к ощущениям. Ее губы, как бы в ответ на это ослабели и отодвинулись, а потом вдруг Володя перестал ощущать ее тело: некоторое время видел его, но не чувствовал. И потом вдруг пустота: Лариса погасла, словно ее выключили...
Он стоял посреди комнаты в позе до крайности нелепой: с выставленными вперед полусогнутыми руками. Одежды ее на стуле уже не было, но там, где они встретились, остались на полу влажные тапки и сложившееся дугой полотенце. Володя, сам не зная зачем: не искать же! - бросился в ванную: идеальный - ее - порядок. И заколки ее забытые, а, может быть, нарочно оставленные три дня назад, были на месте. А шорты со стула исчезли! Наваждение? Помутнение разума? Но вот тапки посреди комнаты, полотенце - влажное. Ванна сырая и теплая еще от воды, и мокрые следы босых ног на кафеле. Значит не галлюцинация? А, может быть, сложная галлюцинация, с развитием? Может быть, она еще и не закончилась?
Долго сидел, пытаясь мысленно нащупать момент пробуждения, но не смог. Неверными руками взял из шкафчика бутылку и стакан, там же налил, собрался выпить. Постой! А если?.. Но они ОТТУДА, а Лариса жива! Или? Он поднял руку с переговорником, закрепленным на ремешке, как много лет назад закрепляли на запястье часы, вывел на экран номер дежурного по "залу ожидания" и дал вызов. Как сказать, чтобы не очень походить на сумасшедшего? Не спросишь же впрямую: жива ли такая-то? Да просто позвать к переговорнику, а там выяснится.
Дежурный не стал ломаться и говорить, что не положено. Фамилия Гущин ему ничего не говорила, но, во-первых, звонивший - он это сразу определил по коду, сообщающему категорию допуска, - был не из "общаги" - из "особняка", а значит начальство или кто-то "иже с ним", но главное то, что он оставался, а не улетал со всеми. А это значит, что - не вахтура, что возят его не "коротким путем", который устанавливается между Землей и Марсом раз в два года, в период противостояния, а по экстренному, как спеца. И ответил потому довольно дружелюбно, хотя мог и не разговаривать вовсе: "Сейчас посмотрим вашу знакомую". И почти сразу же: "Опоздали, только что пошли на погрузку."
- Все там нормально? - теперь этот вопрос был к месту.
- У нас всегда все нормально. Да не отчаивайтесь, - дежурный позволил себе
лирическое отступление, - новых привезли. Скоро у вас будут. Только они, особенно которые посимпатичней, уже по парам. Налету спарились, - хохотнул он по поводу остроты, которую, видно, повторял уже не единожды. - Успеете отбить до отлета? У вас когда график?
- Я марсианин, - ответил Володя и дал отбой.
Глава вторая
Оказавшись в прохладном кабинете, неостывший еще после боевой операции и стычки с Мишиным, Антон не сразу понял, зачем его с такой срочностью доставили в главное управление разведки Вооруженных сил и что от него хотят.
Гущин? ... Знаю, конечно. Когда виделись в последний раз? Четыре года назад. Отношения? Дружеские. Приятельские или дружеские? Кореша.
- Правду про ваше неумение разговаривать с генералами рассказывают. Садитесь.