Нужно было другое платье надеть. Это в цветочек, уж слишком легкомысленное: одни рюши по краю короткой юбки чего стоят… Мне ли читать нотации по поводу внешнего вида?
– В ЦУМ? — вместо того, чтобы хоть как-то оправдаться, Максим, наконец, вспоминает о своих должностных обязанностях. Обходит автомобиль и галантно открывает пассажирскую дверь.
Может, я и погорячилась… Не так уж и плох Костров, хотя бы гадать не приходилось, что творится в его голове: если злю, то задышит громче положенного, если притихну, даже в сторону мою не взглянет, сконцентрировавшись на дороге. А этот как робот — молчит и даже бровью не ведет на очередную блажь, что приходит мне на ум.
– Круассаны привез? — в сторону его не смотрю, предпочитая оценивать двух поборниц морали, что уже шушукаются на скамейке, время от времени бросая любопытные взгляды в нашу сторону.
– Конечно, — произносит и уже протягивает мне бумажный пакет. Сегодня с шоколадом… должны были быть.
– Ума не хватает запомнить название? — пыхчу и выставляю руку, ожидая, когда эта безэмоциональная машина вложит в мою ладонь помятый чек.
Маленькая месть. Совсем крохотная. Не захотел человеческого отношения, получай по заслугам — мотайся на другой конец города, чтобы к десяти утра радовать свою хозяйку выпечкой, к которой я в принципе равнодушна.
– Гадость.
И это я не о чертовых слойках. О ситуации в целом: зачем я, вообще, выкладывалась на полную, ублажая Тихомирова, если вместо долгожданного союзника получила его — Бирюкова, что скорее умрет, чем произнесет хоть слово? Знала бы, припрятала свой лучший комплект подальше, и так яростно не терзала бы мужские губы, ведь, по сути, изменилась лишь оболочка. Возит меня теперь не занудный усач, а немногословный Аполлон, от чьего присутствия атмосфера в салоне отнюдь не улучшилась.
– Ну, простите, — я от неожиданности даже давлюсь, а он и не думает переждать, когда уймется мой кашель. - С шоколадом все разобрали.
– И неудивительно! Вот поэтому ты и крутишь баранку чужой машины — слишком медлительный. Сколько тебе?
Я откладываю десерт, брезгливо стирая с пальцев сливочный крем бумажной салфеткой, и ерзаю на сиденье, желая видеть лицо своего шофера, когда буду высказывать ему все, что во мне накипело.
– Тридцать, максимум тридцать два?
– Двадцать девять.
– Немногим лучше. Один черт четвертый десяток маячит на горизонте, — зачем-то жестикулирую, уже не в силах остановиться. Костьми лягу, но пробью брешь в его обороне: не только ему любоваться моими вмиг покрасневшими щеками, стоило простому шоферюге так демонстративно проигнорировать протянутую ладошку. В жизни так не пылала, а это ли не повод для мести?
– И что мы имеем? На тебе подростковые шорты и оклад в двадцать тысяч, — или сколько ему там платят?
– По-вашему, в этом есть что-то унизительное? Работать водителем?
– Конечно. Мужчину делают мужчиной вовсе не яйца, — философски растягиваю, гордо задрав нос. – И женщины клюют вовсе не на их звон.
– А на что же тогда? – ухмыляется и наверняка жаждет ткнуть себя пальцем в грудь, со словами: «Брось! Именно это вас и привлекает, и я живое тому подтверждение!»
– Шутишь? Уж явно не смазливая мордашка и гора мускулов. Какой с них толк, если дальше тебя ждет одно лишь разочарование? Поверь, желающих терпеливо ждать, когда же взрослый мужик, наконец, состоится, не так уж и много. Так что лучше бы мозг свой развивал, чем на турниках потеть, – знаю. Грубо. Произношу раньше, чем успеваю подумать, и теперь мужественно сдерживаю щекочущее язык извинение. Не в моих это правилах, слова назад забирать. Да и будем честными – он сам напросился. Никто его не заставлял перемывать мне кости в разгар рабочего дня! Мог бы и до вечера потерпеть, чтобы сообщить кому-то из близких, что он выгуливает безмозглую Тихомировскую собачонку.
– И что же тогда? Деньги? — впервые за неполные четыре дня нашего напряженного сотрудничества, Бирюков награждает мою скромную персону своим вниманием: открыто сверлит мое лицо хищным взглядом и так недобро ухмыляется, что мне сразу становится душно. Господи, не от страха, не подумайте! Все дело в погоде, что портится на глазах, заставляя горожан затаить дыхание в преддверии долгожданного ливня. Не его же бояться — пальцем щелкну, и вновь притихнет, испугавшись грозного начальника.
– Они самые. А также возможности, что они открывают. А у тебя что? Из перспектив только одно повышение — вдруг Руслан снизойдет и разрешит тебе хоть разок усесться за руль его новенького Porsche!
Своей цели я не добилась. Напротив, вместо алых пятен на небритых щеках заходятся желваки, а сквозь загар проступает бледность. И не болезненная вовсе, словно я нанесла ему душевную рану, задев за живое, а холодная, пугающая — яркий признак злости, от которой даже глаза его становятся темнее. Горят огнем, заставляя волоски на моих руках вставать дыбом…