Зачем ему этот монстр? Или дело в том, что Джон и Цзянь прихожане одной секты? Той самой, где поклоняются некоей «священной плоти» и даже едят ее, если судить по разговорам?
Инстинкт самосохранения боролся в нас с намертво вбитой за годы службы привычкой выполнять приказы.
— Гхырр, — произнес бывший Джон, и атаковал.
Я пригнулся, и острые когти прошли в каких-то сантиметрах от моего лица. Спрятавшаяся у меня за спиной Мария испуганно пискнула, завопил что-то воинственно-индейское Сыч.
Вася ударил прикладом, но враг наш был в бронежилете, и он даже не поморщился. Зато отшатнулся на миг, и Эрик дал короткую очередь, прямо в упор, в эту окровавленную уродливую тушу.
Пластины может быть и выдержали, но бывшего Джона отшвырнуло на несколько шагов. Он качнулся и попытался напасть снова, но в этот раз уже я спустил курок, и то же самое сделали Ингвар и Сыч.
С такого расстояния, да от такого количества пуль не спасет никакой бронежилет.
Джон задрожал, затрясся на месте, словно заплясал, из спины у него полетели фонтанчики крови. Сделал шаг назад, запнулся о кровать, и опрокинулся через нее, с тяжелым шумом грохнулся об пол.
В комнату вернулась тишина, и я поднял руку, чтобы поковырять в ухе, в котором отвратительно свербело.
— Я… приказывал… взять… его… живым… — проговорил Цзянь раздельно. — Почему…
Вася развернулся, схватил комотделения за грудки и оторвал от пола, словно мешок с сеном. Поднес к лицу и заорал прямо в узкоглазое смуглое лицо, наверняка брызжа слюной под респиратором:
— Да иди ты в жопу, командир долбанный! Надо тебе — сам и вяжи такую тварь! Понял?
Цзянь висел в чужих лапах расслабленно, почти равнодушно, но штык-нож в его руке был поднят, и касался васиной шеи нежно, почти ласково.
— Я сейчас тоже сблюю, — проговорила Жанна, разглядывая свою руку, всю в крови. — Мальчики, у вас тут каждый день такие развлечения?
— Отпусти меня, — попросил комотделения. — И я попробую забыть, что ты сделал.
— Чт-то тут у в-вас? — в комнату заглянул тот же штабной офицер, и лицо у него стало цвета простыней, застилаемых на кровать перед первой брачной ночью, когда выходит замуж барышня девственная, нрава богомольного, мужчины не знавшая.
Картина его глазам предстала эпическая: боец держит комотделения в воздухе, тот тычет в бойца ножом; судя по пороховому запаху, в комнате только что стреляли; все буквально залито кровью, не только пол и кровати, но и стены с потолком; и лежат два трупа, нашпигованный пулями еще один боец, и женщина с перегрызенной шеей.
Ну и вишенкой на торте блюющая в углу рыжеволосая красотка.
— А то, что вас, пацаны, ждет обалденная уборка, — ответил Эрик и захохотал.
— Выпаренное дьяволокальство! — офицер наконец отыскал потерянный голос. — Что? Как? Почему?
Вася сообразил, кто нужен, чтобы общаться с начальством, и опустил комотделения на пол. Штык-нож пропал у Цзяня из руки, словно по волшебству, и он обвел нас всех очень внимательным взглядом.
Нет, этот не забудет и не простит неповиновение даже через десять лет.
— Замотайте их. Девчонок успокойте, — велел комотделения. — А мы поговорим снаружи, — и он выдавил офицера в коридор, и даже дверь закрыл.
Тут я наконец сообразил, что держу автомат поднятым, и палец закаменел на спусковом крючке.
— Это ведь его Гомес цапнул? — спросил Ингвар. — Я ничего не путаю?
— Нет, — я покачал головой.
Да, Джон получил укус в казарме третьей роты, после чего его перевязали в санчасти. Я хорошо запомнил бугорок под его рубахой, и то, как он неловко двигался, натягивая бронежилет поверх бинтов.
И все это значит, что перед нами и правда вирус, в чем-то подобный бешенству, но куда более шустрый и сильный.
С момента укуса прошло несколько часов, и мозг Джона превратился в комок слизи, разум сбежал оттуда, его место заняла жажда крови… Ну а как трансформировалось тело — сможет рассказать только врач, когда вскроет и хорошенько изучит, хотя ногти, зубы и глаза увидели мы все.
Но где и как подцепил заразу Гомес, его-то никто не кусал?
Судя по отсутствующим, мрачным лицам, остальные размышляли о том же самом. Безмятежным выглядел только Сыч, оно и понятно, в мире предков могут твориться и не такие чудеса.
— Мы все тут сдохнем, — проговорил Эрик. — Не выберемся отсюда. Тут и останемся. Давайте хотя бы потрахаемся напоследок…
Я удивленно хмыкнул — это не человек, это какой-то ходячий член!
— Мы уже мертвы! И черный снег в серых радугах кружится над нашими головами! — объявил Сыч, улыбаясь радостнее, чем ведущий на детском празднике.