А Цзянь жрал человечину, и его буквально корчило от удовольствия, глаза были расширены, он тяжело дышал. Комотделения не смущал тот факт, что пошедший на жаркое человек был заражен инопланетным бешенством, и что вирус вполне мог пережить не особенно долгое пребывание в огне.
— Причастимся же, — сказал он, облизывая пальцы, после чего взял у Джавала фляжку, и отхлебнул оттуда крови.
В этот момент мне показалось, что его лицо изменилось, оно вытянулось и как бы засветилось изнутри. Но я моргнул, и все стало как обычно, так что я решил, что это играет шутки уходящее к горизонту красное солнце.
Цзянь вытащил из костра сразу два куска мяса, один бросил Энрике, другой Джавалу. Эти вцепились в свои порции, будто два голодных шакала, а комотделения встал и двинулся к обход площадки, в ладонях его дымились еще три обугленных комка.
Ожогов он не боялся, жара не чувствовал, но о таких вещах в исполнении всяких шаманов я слышал.
— Мария, — позвал я. — Мария!
Она повернулась, глянула на меня, явно не узнавая, не понимая, кого видит перед собой.
— Грызи ремень у меня на руках, — я перекатился к ней, подставил связанные запястья. — Ты справишься. Давай!
Надо пользоваться моментом, пока на нас никто не смотрит.
Пережевать армейский ремень — это вам не сосиску перекусить, но иного варианта не оставалось.
— О Боже Всемогущий, что они делают? — вопросила Жанна, наконец прекратившая блевать. — Это безумие. Это не может быть правдой… И что с ними происходит? Это же сон!
Зверские морды Джавала и Энрике тоже просветлели, иного термина не подобрать… словно на каждого упал луч света, и выделил все лучшее, самое красивое, что имелось в этих представителях нашего биологического вида.
— Причастимся же! — донесся ритуальный возглас с дальнего края площадки, где Цзянь вручил кусок мяса последнему из дозорных.
Прикосновения Марии к моим запястьям я не ощутил, слишком уж одеревенело все, просто ремень неожиданно задергался. Кровь ухитрилась пробиться к кистям, и боль в пальцах и ладонях оказалась такой, что я только с большим трудом сумел удержать стон.
Давай-давай, девочка, грызи, от тебя сейчас зависит все.
Еще что-то не то было с костром, не могла единственная охапка дров, усиленная сухим топливом, гореть так ровно и жарко, но подумать об этом можно будет потом.
— Приводи в чувство остальных, — приказал я Жанне.
Она непонимающе уставилась на меня.
— Жить хочешь? — спросил я, и девушка отчаянно закивала. — Все, поздно… Мария! Отбой.
Цзянь шагал в нашу сторону, и я не мог отрицать, что он и правда изменился — походка легкая, плечи расправлены, губы кривятся, блестят, словно намазанные жиром, зато глаза как два темных колодца.
— Мы причастились плоти измененной, — говорил он, — плоти, насыщенной чуждостью. Большая удача — отведать такой! Но и большая опасность! Можно потерять себя!
— Пожирание и извержение! — воскликнул Энрике и вдруг захохотал, вскинув голову.
Они вели себя точно пьяные или обдолбанные.
— И чтобы вернуться, — Цзянь не торопился, он растягивал удовольствие, и благодаря этому частично скрытая за мной Мария успела отодвинуться, а я лег обратно на спину, пряча ремень со следами зубов, — у нас есть плоть земная, но очень редкая в этих краях, почти чудо. Отведаем же ее!
Жанна завопила так истошно, словно иззубренный нож в руке комотделения уже начал полосовать ее лицо. Крик ее укатился в пустыню, и вернулся наводящим дрожь эхом, но самое главное — зашевелились валявшиеся без сознание девчонки, совсем юная шатенка даже подняла голову.
Цзянь поморщился, но шага не замедлил, зато дозорный, которому мясо досталось в последнюю очередь, перестал чавкать и сказал:
— Ну и глотка.
Комотделения оказался рядом с нами, от него прянула волна странного, обжигающего, болезненного жара.
— Иди сюда, — проговорил он ласково, и нагнулся к шатенке. — Больно не будет. Почти. Усекла?
Девчонка взвизгнула, но ладонь в тактической перчатке легла ей на рот, и повторной акустической атаки не получилось.
— Иди сюда, — свободной рукой Цзянь ухватил жертву за шею и поволок за собой, шатенка забилась в его хватке, попыталась ударить связанными руками, но кулачки ее бессильно отскочили от пластин бронежилета.
— Мария, дальше, — скомандовал я. — Жанна! Вскочили и устроили истерику! Быстро! Иначе она умрет!
Я решил, что меня не поняли, ничего не получится, несколько мгновений блондинка и в самом деле таращилась на меня, растерянно моргая. Но затем кивнула и в карих глазах ее вспыхнул огонь, ничуть не менее жаркий, чем тот, на котором Цзянь жарил человечину.