Я видел перед собой врага, и желал уничтожить его — как многие тысячи лет назад, в те времена, когда из оружия люди использовали только собственные волосатые ручищи, заточенный кол да тяжелый камень.
Я снова ударил, а затем прыгнул, чтобы сграбастать эту верткую тварь — раз ты не выносишь моих прикосновений, то я тебя обниму покрепче, и даже может быть поцелую. Если конечно бешенство не дожует мой мозг прямо сейчас, и тогда то, что останется от меня, попытается тебя сожрать.
Дрищ почти увернулся, но я ухитрился снова ухватить его, на этот раз за «руку», ощутил под пальцами трубку в палец толщиной. Она содрогнулась, и вновь прозвучал тот же крик, вроде бы не особенно громкий, но буравящий мозги, тревожащий внутренности, рождающий дискомфорт.
Инфразвук?
Вокруг нас появились, замельтешили размытые фигуры, и я подумал, что дрищи завалят меня толпой. Но нет, они замерли правильным кругом, будто зрители, наблюдающие за честным, один на один поединком.
Но тут не выдержали нервы у кого-то из старичков, и стрельба началась со стороны разрушенной башни.
— Отставить! — завопил Цзянь, но оказалось поздно.
Дрищ, пытавшийся вырваться из моей хватки, даже не хрюкнул, булькнул, его сородичи испустили раздраженное шипение. В следующий момент они исчезли, словно и не было, и у башни засверкало, донеслись разрывы, один, второй, третий, перемешались с автоматной стрекотней.
Последняя оказалась слишком интенсивной для четырех стволов, и это значило, что наши решили вмешаться в творящееся вокруг безобразие.
Я успел заехать противнику еще раз, но неудачно, то ли он уклонился, то ли шеи у этого существа не было. Но в следующий момент он занялся мной всерьез, поскольку тяжелый удар в поддых буквально вскинул меня в воздух, я задохнулся от боли, сумерки расцвели тысячами падающих звезд.
Но даже в таком состоянии я дрища не выпустил, я понимал, что мое касание причиняет ему боль. Я вцепился в него, точно клещ в незадачливого охотника, и когда упал на колени, потащил его за собой, и не свалился окончательно только благодаря тому, что держался.
Конечность в моей хватке продолжала содрогаться, трубка пульсировала, становилась то горячей, то холодной. Удары сыпались мне на голову, на лицо, но поскольку я болтался на грани сознания, точно поплавок на волнах, то я их практически не ощущал, я знал, что обязан держать и держаться.
Противник крикнул снова, но на этот раз слабее, или мне так показалось.
Я ухитрился встать, пнул дрища в живот, и ботинок мой влетел в нечто ребристое. Колыхнулась серая ткань, под ней мелькнули то ли чешуйки, то ли слепленные друг с другом многочисленные «шишки», и новая волна запахов, на этот раз невыносимо мерзких, заставила меня содрогнуться.
— Иваааан! — донеслось издалека. — Отпусти его! Положим!
Голос я узнал — Вася — но смысла не уловил.
Я не мог отпустить врага, поскольку мы являлись с ним единым целым, мы сражались на этом месте миллиарды лет, топтали песок вечности, мы не знали другого способа бытия, и благодаря нашей схватке могла существовать Вселенная, из нас рождались частицы и античастицы, материя и антиматерия струилась из наших тел, галактики вспыхивали от ударов, и черные дыры ползали под ногами, и если бы мы остановились, то бесконечное расширение прекратилось бы, мир замер в мертвой хватке энтропии…
Короче говоря, кукуха у меня поехала на зависть всем обитателям дурки.
Дрищ вдруг изменился, стал ниже ростом, шире, из груди у него полезли отростки, похожие на грибы. От неожиданности я дернулся, и ставшая гибкой и скользкой конечность выскользнула из моей хватки, и разрыв контакта оказался удивительно болезненным.
Я словно вернулся в свое тело, покрытое синяками и ссадинами, истерзанное, обезвоженное.
— Стой! — рявкнул я, пытаясь ухватить отступающую, растворяющуюся фигуру.
Но цапнул лишь пустоту, напоенный ароматом фиалок воздух.
— Ложииись!! — заорал Вася уже ближе, и я различил тяжелые бухающие шаги, скрип песка под берцами.
И я упал, не оттого, что понял, чего от меня хотят, нет, у меня просто не осталось сил держаться на ногах. И тьма поглотила меня, не вселенская, миллионолетняя, космически-пафосная, нет, самая обычная, мгла беспамятства.
Я очнулся, поскольку на лицо капала вода.
— Пацаны, он живой! — возликовал кто-то рядом, и из памяти неохотно всплыло имя «Эрик».
Под спиной был надоевший до чертиков песок, болело у меня кажется все, от макушки до пяток, но удивительно — я был жив.
— Спасибо тебе, Святая Дева, спасибо! — наклонившуюся надо мной девушку я узнал мгновенно — Мария.